– Товарищ начальник, тут пацан пришел, принес най денные им правительственные награды. Есть. Поощрю.
Опер написал бумагу, протянул ее Володьке.
– Подпиши и помни, что ты избежал больших неприятностей.
В качестве поощрения Володьке дали килограмм конфет «подушечек» – любимого нашего лакомства в те годы.
Мы, военные мальчишки, любили награды. И точно знали, что если человека наградили орденом, то он обязательно совершил подвиг. А совершить его нам всем очень хотелось.
Не всем пацанам моего поколения удалось получить в мирное время боевые награды. Но те, кому их вручили, гордятся ими и никогда не понесут на Старый Арбат, к грязнорукому человеку, скупающему чужую славу.
И пускай ордена и медали Советского Союза стали для некоторых разменной монетой. Для нас, военных мальчишек, они навсегда останутся знаками высшей доблести и воинской чести.
Ночь в ресторане «Астория»
Сначала, прямо на ресторанном столе, мы проверили оружие. Пистолетов было четыре. Три «ТТ» и почему-то один «стечкин». Видимо, из-за деревянной кобуры его спутали с «маузером».
Я сам выщелкнул обоймы, оттянул затворы, проверил, нет ли патронов в стволе. Их, слава богу, не было. У нас уже случилась неприятная история, когда пиротехник не проверил пистолет и он выстрелил в самый неподходящий момент, чуть не покалечив молодого актера. Даже холостым патроном можно обжечь лицо.
В ту ночь, в конце августа, мы снимали заключительную сцену фильма «Приступить к ликвидации». Его ставили по моему сценарию, и я приехал в бывший ресторан «Астория», переименованный в «Русскую кухню». Возможно, боссу столичной торговли товарищу Трегубову не понравилось, что в Москве и Ленинграде есть рестораны с одинаковым названием.
Это была наша последняя съемочная смена.
Но действие фильма разворачивалось в 1945 году, и тогда ресторан носил прежнее название. Итак, финальная сцена фильма в интерьере легендарного заведения.
Хочу напомнить историю этого типично московского кабака. Ресторан «Астория» был расположен на углу улицы Горького (ныне Тверской) и Глинищевского переулка. В свое время существовало знаменитое на всю Москву филипповское кафе, которое было продолжением филипповской булочной. В развеселые годы НЭПа траченный временами военного коммунизма роскошный зал, отделанный великолепной лепниной и сусальным золотом, восстановил новый хозяин. Он открыл там ресторан и назвал его «Астория».
Что бы ни писали об ужасах 1950-х годов, но кабаки в городе ломились от посетителей, на улицах стояли очереди, ожидающие, когда освободится стол.
А в «Асторию» всегда можно было свободно попасть. Я помню, что там играл женский ансамбль. Руководила им мать моего товарища из Столешникова переулка Алика Бродского.
Когда наша компания появлялась в ресторане, мама Алика, замечательная аккордеонистка, начинала нам играть «Здесь под небом чужим». Она играла без слов, но и так мелодия вызывала в зале необычайное оживление, и разгулявшийся народ посылал в оркестр неплохие деньги.
С этим рестораном меня связывало еще одно знакомство. В моей коммуналке на улице Москвина жил повар из «Астории». Он был хорошим семьянином и поэтому, вполне естественно, тащил домой кучу провизии.
Но была одна трудность. Если бы он вынес из «учреждения общепита» сырой продукт, мясо, или курицу, или иные продукты, требующие приготовления, то железная рука ОБХСС немедленно отправила бы его готовить баланду зэкам.
Но он приносил салат оливье, цыплят табака, бифштексы – все, что оставалось на кухне и к следующему дню считалось непригодным. Санитарный врач был очень строг.
Вот так и жили в те ушедшие времена, когда власть могла сурово покарать. Именно страх заставлял всех выполнять как следует свои служебные обязанности. Но забудем про страх и вернемся к поварам.
Им разрешалось забирать неликвиды. Поэтому ушлые молодцы в белых колпаках готовили так, что на кухне всегда оставались лишние блюда.
Каждый вечер мой сосед притаскивал две сумки ресторанной жратвы и пару бутылочек сливового. Это был особый род напитка: в бутылку сливалось все, что оставалось недопитым на столах. Водку, сухое вино, портвейн, коньяк, очень в те годы популярный в Москве румынский ром.
Я несколько раз пил этот напиток – гадость необычайная. По случаю того, что в 1950-х годах в Москве холодильники «Газоаппарат» были доступны только руководящей элите или артельщикам, продукты хранили за окном.
По понятным причинам летом мой сосед повар Трофимыч делился добытым с обитателями нашей коммуналки, и я на своем кухонном столике нередко находил салат оливье и пару цыплят табака.
Ресторан «Астория» был закрыт, когда началась война. Впрочем, все рестораны в Москве, кроме тех, что были при гостиницах высшего разряда – «Гранд-отель», «Националь» и «Москва», – закрыли. В «Астории» организовали столовую для работников Моссовета, райкома партии и еще каких-то важных учреждений.
Особых излишеств там не было, об этом мне рассказывал мой сосед. Винегрет, суп рыбный и каша с кусочком вареного мяса. Но посетители столовой получали специальную книжку с отрывными талонами, и продовольственные карточки оставались нетронутыми. По тем временам это было большим подспорьем.
В январе 1944 года в Москве заработали коммерческие рестораны «Астория», «Москва», «Гранд-отель», «Националь», «Аврора». И хотя цены в них были чудовищные, снова началась увлекательная московская жизнь.
«Асторию» облюбовали солидные воры – генералы московского блатного мира. Что и говорить, деньги у них были. Постоянными посетителями «Астории» стали поляки из военной миссии, французские военные, а также английские журналисты из газеты «Британский союзник», издаваемой в Москве.
Я очень хорошо помню эту газету, особенно ее логотип: английский солдат в каске, похожей на сковородку, и наш боец, тоже в каске, несут знамена своих сражающихся стран.
А раз было много иностранцев, то и наших «журналистов» было немало, и у всех в кармане лежало удостоверение «Вечерней Москвы». Это были доблестные бойцы НКГБ, пасущие веселых иностранцев.
Когда мне рассказали об этом, я долго не мог понять, почему «ксивой прикрытия» избрали самую любимую москвичами в те годы газету. И мне объяснил старый опер, сам бывавший тогда в «Астории»:
– «Правда» – официоз, «Известия» – солидняк, «Труд» – тяжеловесный, а «Вечерка» – веселая, вроде бы репортерская газета. Усек?
– Усек, – ответил я.
Ходили в «Асторию» ради замечательной певицы – красавицы Беаты Кочуры. Она пела на русском и на польском. Когда она пела на нашем родном языке, то легкий акцент придавал любому танго неповторимое очарование.
