— Пароль: Инспектор Рэдклифф nonce (для начала — фр.), — солгал я.
— Что такое nonce? — серьезно спросил Брусньяр.
После моего объяснения Брусньяр, глупо ухмыляясь, повторил фразу Грюньяру, который ввел ее в лаптоп, а переводчик наклонился, чтобы помочь с орфографией. Краем глаза я видел, что Рэтклифф и Уоли что-то обсуждают, опустив головы, и на меня не смотрят. Это был шанс. Я взял бутылку «Эвиана», сделал глоток, поставил ее рядом с «Псионом» и, отпустив бутылку, обеими руками схватил карманный компьютер. Под столом я вынул устройство памяти, засунул его в ботинок и вернул «Псион» на место. Ни один из пяти полицейских ничего не заметил. Я не смог скрыть усмешку.
Первая часть допроса длилась около часа, но Рэтклифф так и не нашел основания для экстрадиции. Бугаи вернули меня обратно в камеру и дали французский багет, сыр и чашку кофе. Один сел за стол снаружи и включил на переносном телевизоре мыльную оперу. Когда он перестал обращать на меня внимание, я снял ботинок и засунул диск «Псиона» под стельку. Большой палец упирался в него, но я мог ходить, не хромая.
При следующем допросе Рэтклифф и Уоли не присутствовали.
— А где англичане? — вежливо поинтересовался я.
— Пах, — Брусньяр презрительно вскинул руку. Он объяснил мне, что я "garde en vue" (заключен под стражу — фр.), то есть что он может удерживать меня здесь в течение сорока восьми часов без предъявления обвинения. За это время я могу позвонить или поговорить лично с моим адвокатом. По истечении двадцати часов меня может посетить только полицейский юрист, чтобы объяснить мне мои права.
Затем Брусньяр продолжил допрос, без всякого интереса задавая вопросы из списка, который дал ему Рэтклифф. А Грюньяр вводил мои банальные ответы в лаптоп. За этот вечер совсем заскучавший Брусньяр допрашивал меня еще один раз, после чего часов в одиннадцать меня отвели в камеру и дали еще одну бутылку «Эвиана» и сэндвич с жирным беконом. И в нормальных-то обстоятельствах довольно трудно заснуть на жесткой скамье, без подушки, с включенным светом и наблюдающим за тобой охранником, но как только я лег, я понял, что полицейские сломали мне ребро. Из-за боли я не мог спать на левом боку, и, даже когда я лежал на спине, ребро болело при каждом вдохе. Мне предстояла долгая бессонная ночь, зато я мог проанализировать события сегодняшнего дня. МИ-6 продемонстрировала полнейшую глупость! Чего они хотели добиться моим арестом? Когда всплывут все подробности, дело получит еще более нехорошую огласку. Даже если через 6 месяцев GCHQ при помощи огромного количества своих суперкомпьютеров взломают мои файлы, что это докажет? Франция никогда не выдаст меня только потому, что у меня в компьютере зашифрованные файлы, которые я никому не показывал, что бы в них ни содержалось. Я утешился, подумав о письме, которое они обнаружат, открыв файл-ловушку размером с книгу в моем лаптопе. Тысячи раз повторенная фраза: "МИ-6, вы — сборище несчастных педиков, которые тратят свое время и деньги налогоплательщиков". Настоящий текст уютно расположился у большого пальца моей ноги.
Брусньяр пришел ко мне в камеру в девять утра и принес пластиковый стаканчик с растворимым кофе, сладким, как сироп. Было утро субботы, и его абсолютно не радовало, что он теряет эти выходные из-за бессмысленного ареста. Когда я протянул руки, чтобы он, как обычно, надел на меня наручники, он презрительно пожал плечами и сказал по-французски:
— Сегодня обойдемся без наручников. Но если вы будете крутить, мы вас опять побьем. — Он строго погрозил мне пальцем. Я испытывал к французской контрразведке восхищение, смешанное с отвращением. Они не ходили вокруг да около.
К счастью, обстановка в комнате для допросов разрядилась. Брусньяр расслабился и иногда был даже грубоват. Он задал еще несколько вопросов из списка Рэтклиффа, но, поскольку я повторял ту же ерунду, что и в пятницу ночью, то ему это быстро наскучило, и допрос принял иное направление; я сначала даже не знал, как реагировать.
— Как часто вы приезжали во Францию по работе? — спросил он, хитро ухмыляясь. Это не был прямой вопрос. Я был во Франции несколько раз по делам, о которых французской контрразведке было известно. В основном это были операции, связанные с гражданами других стран, как правило, сербами или русскими. Но, кроме этого, я был во Франции несколько раз, выполняя операции против Франции, о которых им, разумеется, не сообщалось. Действительно ли Брусньяр думал, что я буду сотрудничать, или он просто заманивал меня в ловушку? Если бы я стал раскрывать детали операций МИ-6, то нарушил бы тем самым именно то соглашение, в соответствии с которым меня арестовала DST. Я решил не рисковать.
— Извините, но я не могу говорить об этом.
— Почему? — слегка разочарованно протянул Брусньяр.
— Британцы могут попросить вас арестовать меня, — серьезно ответил я.
Брусньяр сдался ко времени ланча. Когда меня вернули в камеру, тюремщики купили мне второй сэндвич и еще одну бутылку воды. Затем, поскольку я находился под стражей более двадцати часов, пришел молодой полицейский адвокат, чтобы объяснить мне мои права.
— Ко времени ланча, вы будете находиться под арестом в течение двадцати четырех часов, после чего судья будет решать, продолжится ли ваше задержание. Весьма вероятно, что вас отпустят, так как вы не нарушили французских законов, — заявил он.
Я скрестил пальцы.
Через четыре часа ко мне пришел Грюньяр и сказал, что судья дал им разрешение держать меня под стражей в течение следующих двадцати четырех часов. Мое душевное состояние до этого было вполне сносным, но новость о продлении моего задержания заметно пошатнула его. Грюньяр рассказал, что они все еще не расшифровали файлы в моем компьютере и не могут выпустить меня, пока не взломают их.
— Но PGP-шифр невозможно взломать, — возразил я по-французски. — Суперкомпьютеру понадобилось бы для этого по крайней мере шесть месяцев!
— Ну хорошо, дайте нам пароль, — от6ветил Грюньяр. Они шантажировали меня: нет ключа — нет освобождения.
К счастью, Грюньяр блефовал. Около 22 часов Брусньяр и Грюньяр решили, что с меня достаточно, и вошел мою камеру, широко улыбаясь.
— Вы свободны, — объявил Брусньяр. — Вы не нарушили никаких французских законов.
— Но если я не нарушил французских законов, почему вы арестовали меня? — в бешенстве воскликнул я.
— Англичане попросили, — пожал плечами Брусньяр. — Они сказали, что вы террорист и очень опасны. Они попросили сломать вас, — откровенно выложил он.
— Могу я посмотреть ордер? — потребовал я.
— Вы свободны от каких-либо обвинений, зачем вам ордер? — возразил он.
