Имея все необходимые составляющие для кассового успеха, фильм не смог привлечь большого количества публики — он шел в полупустых кинотеатрах под открытым небом, а на второй день премьеры в Вест–Энде пришло всего шесть человек.
Как бы эти неудачи ни повлияли на Старра в профессиональном плане, для его личной жизни «Caveman» имел далеко идущие последствия. Поговаривали, что Ринго и главная героиня леди Шелли Лонг «были в дружеских отношениях, но не более того», но гораздо более упорные слухи ходили по поводу его романа с Барбарой Бах, которые подтвердились, когда выяснилось, что Ринго и Барбара собираются пожениться, как только она разведется с итальянским промышленным магнатом Аугусто Грегориани. Не было причин сомневаться в том, что эта «королева второсортных фильмов может охмурить легендарного битла» — все время держась за руки, они, казалось, не сходили с американских телеэкранов весной 1981 года, во время рекламной кампании «Caveman». Вскоре мир облетела еще более неожиданная новость: парочка сняла особняк недалеко от Sunset Strip, а их агенту по недвижимости было поручено найти им подходящее жилье в пределах двух миллионов долларов, в котором бы поселились также двое ее и трое его отпрысков. Опровергая эти слухи, Барбара — как и Ринго — не могла представить, что еще раз вступит в законный брак. («Если я хочу быть с человеком, я буду с ним, совсем необязательно при этом брать себе его фамилию».)
Флирт Ланы и Атука перед камерами, признал Ринго, «плавно перетек в реальную жизнь». Пути Старра и Бах пересеклись еще до съемок фильма.
«Это не была любовь с первого взгляда, — вспоминала Барбара. — Наши чувства друг к другу стали расти по мере того, как мы стали встречаться».
В Дуранго Барбару тронуло, как Ринго развлекал детишек в свободное время между съемками, а он, в свою очередь, восхитился ее стоицизмом, когда Джон Матузак раз за разом кидал ее в реку во время съемок одной сцены — пришлось снять несколько дублей, пока Готтлиб не остался доволен.
Под хрупкой внешней оболочкой Ринго оказался «таким интересным, очень милым парнем», она была в восторге от того, что Ринго сводил ее на танцы в честь дня Св. Валентина в последнюю неделю съемок и пригласил на мексиканский Гран–при. Ухаживания Ринго закончились тем, что «он пригласил меня в свой дом в Монте–Карло, чтобы мы вместе пошли на Монако Гран–при. Я не колебалась ни секунды. Мне все это казалось настолько естественным». В свою очередь, Ринго был по уши влюблен и настолько полон жизни, насколько может быть мужчина среднего возраста со сногсшибательной восходящей звездой на одиннадцать лет моложе его:
«Я впервые так счастлив за многие годы. Я в экстазе».
Этот бурный роман подписал смертный приговор его отношениям с Нэнси Эндрюз и явно не обрадовал бойфренда Барбары, кинематографиста Роберто Кесаду, который проявил галантность и ушел в сторону. Нэнси, однако, не пожелала быть столь же уступчивой. По законодательству США Ринго пришлось выложить кругленькую сумму. Хотя его статус иностранного гражданина был одним из фактов, на который ссылался Старр с просьбой аннулировать ее иск против него (нарушение обещания жениться), прецедент был создан одним из адвокатов шоу–бизнеса, Марвином Митчелсоном — благодаря его ораторскому искусству Мишель Триола отсудила солидную часть состояния ее бывшего любовника Ли Мартина, и с тех пор в Калифорнии любая обиженная любовница была вправе требовать раздела имущества. Наняв Митчелсона своим представителем в суде, Нэнси потребовала «сатисфакции» в размере нескольких миллионов долларов от их совместной собственности и процент от заработков Старра за ее тяжелые труды в его пользу в ущерб ее собственной профессиональной карьере. Однако, несмотря на все ее вопли, все, что она получила, — это лишь воспоминания о ней, ибо отныне его очи были устремлены на новую возлюбленную.
Настоящая фамилия Барбары, Голдбах, была сокращена после того, как она в шестнадцать лет ушла из школы–интерната для девочек в Лонг–Айленде, чтобы стать моделью. Ее высокие скулы, карие глаза и лавина светлых волос выдавали в ней австрийскую, ирландскую и румынскую кровь, хотя она и ее сестра Марджери выросли в Куинсе, пригороде Нью–Йорка, где жило по большей части еврейское население. Хотя она «…никогда не считала себя суперкрасавицей», она составила конкуренцию Твигги, Сейле Хэммонд и Патти Бойд на подиумах и перед объективами, после того как, снявшись на обложке журнала 77, она сразу же получила много предложений работать в Европе. После случайного знакомства на одной из улиц Рима Барбара стала сниматься в итальянских рекламных роликах, где ее заметил режиссер Франко Росси, который предложил ей роль в фильме по мотивам гомеровской «Одиссеи», несмотря на то, что она на тот момент не имела никаких актерских навыков.
Барбара могла бы воспользоваться случаем, однако она вышла замуж за Грегориани и родила ему двоих детей — Франческу (она родилась в 1969 году), и Джанни («Джонни») (во время родов четыре года спустя пуповина обмоталось вокруг его шеи и перекрыла доступ кислорода). Джанни, который страдал церебральным параличом, повезло, что у его отца хватило средств на то, чтобы оплатить дорогостоящую операцию в Соединенных Штатах.
Барбара, чьи дети еще не достигли школьного возраста, принимала активное участие в кампании за реформу в консервативном итальянском законодательстве, касавшемся абортов и разводов; порвав с Аугусто, она переехала в Лос–Анджелес, где вплотную занялась работой в кино, снимаясь в эпизодических ролях во второсортных фильмах ужасов вроде «The Island of the Fish Men» («Остров людей–рыб») и «The Humanoid» («Гуманоид» — в роли злой леди Агаты), а также в римейке картины 1945 года «The Unseen» («Невидимые») и в американских сатирах вроде «Mad Magazine Presents «Up the Academy», где «я могла играть набитую куклу».
Несмотря на то что она однажды снялась обнаженной для «Playboy», она утверждала: «я не хочу, чтобы меня воспринимали как секс–символ. Мне предлагали множество фильмов, где мне нужно было играть сексапильных красоток, но это не входит в круг моих интересов». Не слишком задумываясь о последствиях, Барбара пришла на прослушивание в телесериал «Charlie's Angels» («Ангелы Чарли»), однако получила отказ: по ее словам, «я выглядела слишком по–европейски, чересчур утонченной. Мне кажется, я не слишком серьезно относилась к вопросам, которые они мне задавали: «Что привело вас в Голливуд?» Я и сама часто задавалась этим вопросом. Я полагаю, проблема была не в том, смогу ли я сыграть, а буду ли я вести себя эдакой послушной, милой очаровашкой».
