После этой проверки инструктору, очевидно, была выдана сильная взбучка, и он принялся за дело добросовестней.
Прошел год. Группа Алексеева уже летала на «де-хевилленде» с «пумой». Это был прототип самолета-разведчика. И дело у них вскоре дошло до портного в Севастополе, очень разговорчивого портного, который снял с каждого курсанта мерку и обещал "скроить такой великолепный синий мундирчик, которого и сам пан Пилсудский в Варшаве не носил!".
Таким образом, настроение у курсантов было превосходное, и они уже видели себя денно и нощно в ослепительных синих мундирах с серебряными «курицами» на рукавах в день торжественного выпуска из школы.
Кстати, о серебряной парчовой «курице», что пришивалась тогда на рукава летных кителей. Несомненно, красивые парчовые крылышки — символ принадлежности человека к «касте» военных летчиков — насмешливо прозвали «курицей» механики, которым не разрешено было их носить. Летчики, правда, тоже нередко повторяли это насмешливое определение, но сами-то носили знак с великой гордостью.
Итак, мундиры уже кроились в Севастополе, а пока предстоял очередной полет на проверку штурманской подготовки. Алексеев вел самолет по маршруту, возвышаясь в передней кабине, Кочетков в огромном неуклюжем тулупе сидел позади него, сличал местность с картой, называл курс, указывал места конечных поворотов. Андрею страшно мешали длинные полы и рукава.
На обратном пути они должны были миновать Симферополь, и Алексееву от скуки захотелось лететь бреющим полетом. Теперь под крылом биплана мелькали макушки пирамидальных тополей, овраги, мосты, провода на перекладинах телеграфных столбов. Впереди намечался Симферополь. Был холодный ясный день крымской зимы, и видимость была превосходной. «Пума» гудела ровно, и Андрей видел, как нос ее с блестящим нимбом пропеллера то опускался, то задирался плавно, огибая неровности ландшафта. Все шло хорошо, и Симферополь должен был остаться левее, но тут Алексееву пришло в голову свернуть к базарной площади. Там была ярмарка, и собралась огромная толпа людей.
Подлетая к базару, Алексеев набрал высоту, а затем с разворотом стал пикировать вниз… Андрей видел, как изумленные и восхищенные люди забыли на время все свои «земные» интересы и уставились вверх на самолет, а Алексеев в это время, торжествующий и гордый, взмыл на крутой боевой разворот и поглядывал за борт на толпу…
Но тут Андрей заметил, как Алексеев вдруг нервно засуетился… Самолет почему-то стал зависать в наборе, теряя скорость… Андрей глянул в кабину и пришел в ужас! Пола его тулупа попала между ручкой управления и верхним обводом кабины и заклинила!
Андрей мигом уперся рукой в ручку, придержал ее и выдернул с усилием застрявший край тулупа… Алексеев тут же сунул ручку от себя, — Андрей видел, как ручка управления в кабине инструктора качнулась вперед, — и самолет, ревя всей мощностью мотора, посыпался вниз на базарную площадь…
Дальше, уже не оглядываясь и набирая постепенно высоту, он полетел прямо на аэродром. Когда приземлился и зарулил на старт, инструктор вылез на крыло и наклонился к Андрею: "Ну, мы с вами сегодня вторично родились. Нам обоим это урок!"
Лето 1929 года застало военного летчика Андрея Кочеткова в боевой части комбрига Дейча. Это была штурмовая часть. На Украине как раз шли большие маневры, и бригаде приходилось летать по три-четыре часа в день на бреющем полете. Днем у земли бывала страшная «болтанка», самолет швыряло вверх-вниз непрерывно, и неокрепший, непривычный еще организм молодого летчика не выдерживал таких испытаний.
В каждом полете Андрея выворачивало наизнанку, он с ужасом обнаруживал, что временами теряет сознание, и тогда выходил из строя и летал некоторое время в стороне от других самолетов, приходя в себя. На разборе командир ругал его, что он не может держать строй, а Андрей с трепетом думал: "Не узнал бы, что со мной на самом деле творится… Узнает — выгонит!"
Пока Андрей летал с механиком, никто ничего не знал. Но как-то полетел летнаб и все выболтал в части.
— Оказывается, вас тошнит? — сказал командир отряда.
— Вы знаете, действительно… Нескладно как-то в этом полете получилось, — слукавил Кочетков.
— Надо ехать на медкомиссию, — продолжал командир.
Андрей понимал: "Пойти на медкомиссию — значит прощай, полеты! Напишут характеристику — тошнит в полетах, и все тут!"
— Товарищ командир, позвольте мне закончить с вами маневры, а потом уж и на медкомиссию? — попробовал уговорить Кочетков.
На удивление, командир согласился.
И надо ж так случиться! Полетел он в следующий полет, и тошнота пропала.
И с каждым полетом затем он чувствовал себя все лучше и лучше. Приспособился, как видно, организм к беспрерывным знакопеременным ускорениям, привык к "болтанке".
Через два года Кочетков был уже назначен в истребительную часть и освоил технику высшего пилотажа и воздушного боя, но с сожалением констатировал, что так, как бы ему хотелось, владеть самолетом-истребителем пока не удается. В учебных воздушных боях Кочеткову попадало иногда от товарищей. Во всем он был в числе первых, но понимал сам, что не обладает каким-то особым даром летчика — воздушного бойца. И это его огорчало: "Раз есть лучше меня, значит, я еще не все смог!"
Однажды к ним в часть прилетел Яков Иванович Алкснис и с ним три летчика-испытателя НИИ ВВС из Москвы, с Центрального аэродрома на Ходынке: Валерий Чкалов, Андрей Юмашев и Александр Филин.
Алкснис выступил перед строем и сказал:
— Товарищи, со мной прилетели летчики-испытатели, мастера летного искусства. Они покажут, что на ваших рядовых самолетах можно делать, если владеть техникой в совершенстве.
Валерий Чкалов носил тогда на голубых петлицах четыре «кубаря» — четыре красненьких эмалевых кубика. Это примерно соответствовало званию старшего лейтенанта, но тогда таких званий в Красной Армии еще не было.
Чкалов подошел к крайнему И-3 — это как раз оказался самолет Кочеткова, — сказал:
— На твоем, что ли?
— Самолет к вылету готов! — вытянулся в кожаном реглане летчик. — Может, вам рассказать об особенностях моего самолета? — спросил он Чкалова.
— Какие там особенности? — усмехнулся, глядя в глаза Андрею, Чкалов. — И-3 как И-3!.. Я, правда, давно на нем не летал…
И Кочетков стал помогать Чкалову надевать парашют.
Валерий быстро сел в кабину и затем так же проворно порулил на старт.
Он пилотировал над центром аэродрома, и Андрей просто не верил, что это его самолет. Без устали Чкалов завязывал в воздухе каскады фигур, и Кочетков не мог ни на секунду отвести глаз от зачаровавшего всех зрелища. Андрей не представлял себе, что из его «дубового» И-3 можно выжать такую удивительную вязь акробатических фигур.
