Третьим результатом войны 1639–1642 году стало исчезновение того разделения между церковью и государством, которое установили правители Цанга. Вскоре после победы Гуши-хан в ходе большой церемонии сделал Пятого Далай-ламу главой светской власти в Тибете. Таким образом, впервые с периода династии Юань светская и духовная власти Тибета были отданы в руки одного человека. Хотя Пятый Далай-лама полагался на своего главного администратора Сонама Чопала в решении многих политических вопросов, верховная власть оставалась за ним. Это объединение церкви и государства существовало в Тибете вплоть до 2011 года, когда Четырнадцатый Далай-лама Тензин Гьяцо официально передал свою должность главы Тибетского правительства выборному премьер-министру.
Бегство Кармапы и жизнь в изгнании
В первые годы с момента назначения Пятого Далай-ламы главой Тибетского правительства напряжение между Гелуг, с одной стороны, и Кагью и некоторыми другими школами, с другой, значительно усилилось. Гелугпинцы начали силой обращать монастыри Кагью в свою традицию. В попытке достичь примирения с Пятым Далай-ламой, Десятый Кармапа, всегда выступавший как посредник в мирном урегулировании конфликтов и никогда не принимавший участия в разногласиях между Цанг Деси и администраторами Гелуг, попросил Панчен-ламу содействовать налаживанию отношений и организовать встречу двух духовных лидеров. Биограф Кармапы Бе Лоцава подробно излагает сказанное Панчен-ламой Десятому Кармапе и Пятому Далай-ламе[53]:
«Я, Панчен-лама, поручусь за тебя. Я могу подтвердить тот факт, что ты, Гьялва Вангпо Кармапа, совершенно не повинен ни в каком конфликте между школами Кагью и Гелуг».
Он объявил о невиновности Кармапы Пятому Далайламе:
«На Кармапе нет никакой вины. Я подтверждаю, что он чист, и даю свою личную гарантию этого. Администраторы Карма Кагью, напротив, не были искусны в данной ситуации».
Панчен-лама также дал совет Далай-ламе о том, что делать в сложившейся ситуации. Он добился того, чтобы тот дал своим последователям указание не совершать действий против Карма Кагью. Когда на помощь остаткам правительства Цанга пришли войска из области Конгпо в Юго-Восточном Тибете, Десятый Кармапа упросил их не сражаться и вернуться туда, откуда они прибыли. Он сказал им, что сдался Пятому Далай-ламе, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие. Воины Конгпо не послушали[54]. От биографа Кармапы Бе Лоцавы мы узнаем, что некоторые последователи школы Карма Кагью, сторонники вооруженной борьбы, «…критиковали Кармапу за то, что он отказался от правительства Цанга и своих обязанностей перед школой Карма Кагью». Бе Доцава, однако, так выступил в его защиту[55]:
«Гьялва Вангпо (Кармапа) всегда сравнивал королевства с медом, в который добавлен яд. Вот почему он сохранял разделение между школой Карма Кагью и правительством Цанга. Тем не менее, всю вину свалили на него».
Несмотря на объявленное Далай-ламой желание не причинять вреда Карма Кагью, у его главного администратора, Сонама Чопала, были другие намерения. Многие монастыри Карма Кагью были захвачены и превращены в монастыри Гелуг.
Более того, Сонам Чопал и Гуши-хан не прекратили нападения на Кармапу и его окружение. Так, они устроили погоню за его группой, когда та была на пути в Кхам. Таглунг Таши Палдруб, глава школы Таглунг, выступил посредником и попытался остановить нападение. Но Сонам Чопал так повернул слова Кармапы перед Гуши-ханом, что монгольский военачальник приказал убить главу Кагью. Тем не менее, Кармапе и некоторым из его сопровождения удалось бежать и продолжить путешествие в Диджанг (современная провинция Юннань, Китай), где они оставались в течение многих лет[56].
Противоположные ответы на приглашение императораДинастия Цин официально пришла к власти лишь через два года после того, как Гелуг и монголы установили контроль над Тибетом. Хотя правители Цин и сами были кочевниками (маньчжурами) из-за Великой стены, они с подозрением относились к потенциально опасным монголам. Поэтому они хотели установить хорошие отношения с Далай-ламой, который, как они верили, мог влиять на последних. В период с 1648 по 1651 годы молодой император Маньчжу отправил в Тибет несколько посланников, приглашая Пятого Далай-ламу в Пекин[57]. Далай-лама принял третье приглашение и в 1652 году отправился в путь.
Двор Цин также знал и о знаменитом визите Пятого Кармапы к императору Юнле династии Мин в 1407 году. Поэтому спустя несколько лет со дня возвращения Далай-ламы из Пекина Десятый Кармапа также получил приглашение прибыть ко двору, сопровождавшееся дарами и обещанием выдать ему почетный титул. Это произошло во время пребывания Кармапы в изгнании в Лиджанге.
Пятый Далай-лама и Десятый Кармапа отреагировали на приглашение Цин резко противоположным образом, что указывает на их очевидно различное отношение к религии и политике. Приведенные ниже отрывки из автобиографии Далай-ламы и биографии Кармапы доказывают это отличие.
Путешествие Далай-ламы в Китай в сопровождении свиты, подобающей главе государства, продолжалось девять месяцев. С китайской стороны состоялась большая дискуссия о необходимом протоколе встречи Далай-ламы: следует ли императору отправиться за Великую стену, чтобы приветствовать духовного лидера Тибета, какие титулы и дары поднести ему и так далее. Далай-лама прибывал в имперскую столицу только на два месяца в конце 1652 – начале 1653 года. Он описывает свою первую встречу с императором Шуньчжи следующим образом[58]:
«Император сошел с трона и приблизился ко мне. Я был на расстоянии около десяти вытянутых рук от него. Он подошел ко мне и взял меня за руку. Его переводчик спросил меня: „Как Вы?"
Император сидел на троне высотой примерно по пояс. На расстоянии вытянутой руки был трон для меня, высотой чуть ниже трона императора. Когда подали чай, он просил меня сделать глоток первым. Я указал на то, что это неподобающе. Тогда мы начали пить одновременно…
Меня поселили в доме, специально построенного для обладающего титулом „Далай-лама"»[59].
На обратном пути в Тибет Далай-лама получил от императора Цин документ в золоте, дарующий титул, который Далай-лама называет джаса[60] (подтверждающая грамота), и золотую печать. В своем дневнике он описывает это событие следующим образом[61]:
«Я получил от императора титул на длинном сложенном листе золотой бумаги. Каждая складка была шириной с четыре полупальца[62] и длиной с вытянутую руку. Всего было пятнадцать складок.
Титул гласил: „Рай на Западе, живущий достойно и счастливо, все чувствующие существа, как одно, под небом Буддадхармы [63]".
Джаса и печать были написаны на трех языках (китайском, монгольском и Тибетском) для того, чтобы все люди на Западе знали об этом (т. е. о джасе и печати). Их мне поднесли с большой церемонией.
То, что было написано на печати, перевел (для меня) монгольский переводчик, но перевод был плохим. То, что было написано выше, переводил ученый китайский переводчик.
Когда я получил печать и джасу, в благодарность к Дод Кхам Ванг Чугмар (Махакали) я написал благопожелательную молитву для нее, поставил первый (оттиск) печати (на молитве) и поднес это ей».
Один из поступков Далай-ламы в конце его жизни свидетельствует о том, что джаса была для него значима. Незадолго до смерти он написал завещание, передавая власть Сангье Гьяцо, своему премьер-министру, или Деси. Этот документ он, как известно, повесил на стене дворца Поталы вместе с отпечатками рук и джасой, полученной от императора Цин. Он хотел передать Сангье Гьяцо политическую власть и авторитет, и бумага от императора их усиливала.
Существуют различные трактовки значимости путешествия Далай-ламы к императорскому двору и принятии им джасы[64]. Некоторые историки, особенно современные китайские, утверждают, что это путешествие указывает на почтительное отношение к Китаю, а посему показывает, что Тибет зависел от последнего. Как бы то ни было, ни в одной из исторических записей нет четкого указания на то, что Тибет был под властью или контролем Китая во время жизни Пятого Далай-ламы. И все же, после его смерти Сангье Гьяцо скрывал это событие от двора Цин в течение пятнадцати лет. Когда китайцы узнали об обмане, они отправили своих людей в Лхасу и казнили Сангье Гьяцо. С этого момента Китай постепенно увеличивал контроль над Тибетом.
В год Железной мыши (1660), через семь лет после возвращения Далай-ламы от китайского императора, к Десятому Кармапе с письмом на золотой бумаге и многочисленными дарами прибыли посланники из Китая. Он вежливо поблагодарил императора Цин, предложившего ему почетный духовный титул, который сделал бы его примерно равным по статусу Далай-ламе, а затем решительно отказался от даров и от титула. Бе Лоцава описывает это следующим образом[65]:
