Одним словом, в училище царила натуральнейшая дедовщина, которую отчего то упорно полагают принадлежностью исключительно армейского советского времени. Ничего подобного – достаточно почитать воспоминания, в том числе и воспитанников элитнейших военных училищ Российской империи. И спичками длину огромного зала измеряли по приказу «дедушки», и ночью в туалет «дедушку» на себе возили…
Самоубийства эти едва не вызвали строжайшее служебное расследование, но училищное начальство замяло скандал в точности так, как впоследствии скрывали «неуставные отношения» в армии уже советской. Бездушный держиморда-фельдфебедь, как это частенько случается, начальство вполне устраивал, и отцы-командиры его старательно покрывали…
Выпущенный из училища и имевший право, как отличник, выбрать себе полк, подпоручик Тухачевский предпочел лейб-гвардии Семеновский. С ним и ушел на Первую мировую младшим офицером 7-й роты 2-го батальона.
Воевал, надо отдать ему должное, храбро. Правда, как раз к его шестимесячному пребыванию на позициях Первой мировой относится некое, деликатно выразимся, недоразумение – одно из тех, что впоследствии будут копиться и копиться… После революции бравый семеновец Тухачевский многим рассказывал, что за эти полгода был удостоен шести боевых орденов. Вот только сохранившиеся в целости архивы Семеновского полка свидетельствуют только о двух – Анна четвертой степени, знаменитая «клюква», и Владимир четвертой степени с мечами. Последний орден, кстати, Тухачевского огорчил – он-то мечтал о Георгии…
Итак, Тухачевский воевал на Первой мировой всего шесть месяцев – в первый ее период, когда еще не были выбиты старые кадровые армии, когда война велась по правилам и ухваткам девятнадцатого века, когда у воюющих сторон еще не было ни танков, ни газов, а прочая военная техника, от аэропланов до раций, от ручных пулеметов до бронеавтомобилей еще не развернулась во всем своем масштабе. Это необходимо учитывать, когда мы будем сталкиваться с мнением о Тухачевском как о вояке с «огромным» опытом Первой мировой. Весь его опыт, повторяю, относится к начальному периоду войны. Потом она стала другой, все изменилось – вооружение; тактика, методы боя. В этой войне Тухачевский уже не мог участвовать по весьма прозаической причине – в феврале пятнадцатого он угодил в германский плен.
Это событие опять-таки, как выражался дед Щукарь, «покрыто мраком неизвестности». Ночью немцы окружили позиции 7-й роты и уничтожили ее почти полностью. Ротный командир капитан Веселаго (старый вояка, участвовавший добровольцем еще в русско-японской), дрался ожесточенно и был убит. Позже, когда русские вновь отбили захваченные германцами окопы, на теле капитана насчитали не менее двадцати штыковых и огнестрельных ран – и опознали его только по Георгиевскому кресту… Тухачевский же угодил в плен целехоньким. Как деликатно упоминают иные его биографы, «не использовав всех возможностей к сопротивлению». Что за этой формулировкой кроется, Бог весть…
О пребывании и высказываниях Тухачевского в плену мы знаем довольно много – благодаря его товарищу по заключению, французскому офицеру Ферваку, впоследствии выпустившему книгу воспоминаний.
Интереснейшее чтение!
Тухачевский о русской монархии: «Наш император – недалекий человек… И многим офицерам надоел нынешний режим… однако и конституционный режим на западный манер был бы концом России. России нужна твердая, сильная власть».
Тухачевский о будущем России: «Нам нужны отчаянная богатырская сила, восточная хитрость и варварское дыхание Петра Великого. Поэтому к нам более всего подходит одеяние диктатуры».
Тухачевский о марксизме (он приятельствовал в юности со старым большевиком Кулябко и кое-какое представление о «единственно верном учении» имел): «Задача России сейчас должна заключаться в том, чтобы ликвидировать все: отжившее искусство, устаревшие идеи, всю эту старую культуру… При помощи марксистских формул ведь можно поднять весь мир!.. С красным знаменем, а не с крестом, мы пойдем в Византию! Мы выметем прах европейской цивилизации, запорошившей Россию, мы встряхнем ее, как пыльный коврик, а потом мы встряхнем весь мир!»
Очень уж соблазнительно для почитателей Тухачевского объявить все эти цитаты выдумкой Фервака: как-никак, тот впоследствии служил во французской контрразведке и любви к Советам не питал. Но в том-то и пикантность, что эти прилежно записанные французом излияния Тухачевского как две капли воды похожи на его будущие приказы во время польской кампании. Тот же лексикон, те же мысли и идеи: «Через труп белой Польши – к мировому пожару!» Совпадения слишком многозначительны, чтобы считать мемуары Фервака выдумкой…
Французских офицеров излияния русского товарища по несчастью как-то не впечатлили. Они даже насмешливо переделали его фамилию в Тушатусский – от французского «туш-а-ту», «демонстрировать поверхностные знания». Следует признать, что галлы своего солагерника крупно недооценили…
С пятой попытки Тухачевскому все же удалось бежать из плена и добраться до Швейцарии. Здесь снова начинаются откровенные непонятки. В Швейцарии Тухачевский отчего-то прохлаждался чуть ли не месяц – швейцарскую границу он перешел 18 сентября 1917 г., а к русскому военному агенту в Париже графу Игнатьеву прибыл только 12 октября. Хотя этот путь – из Швейцарии в Париж – должен был занять максимум неделю: между обеими странами существовало регулярное железнодорожное сообщение, поезда ходили исправно, вояж предстоял самый что ни на есть обыденный…
Загадка этого месяца, проведенного в Швейцарии в полном бездействии, так никогда и не получила сколько-нибудь внятного объяснения. Сплошные непонятности. Если Мишель так рвался на родину, что предпринял пять побегов, то как же объяснить подобное сидение? К тому же Тухачевский отчего-то не обратился к военному агенту России в Швейцарии генерал-майору Голованю – а лишь месяц спустя объявился в Париже…
Предельно темная история, одним словом. Настолько, что А. Мартиросян, к примеру, упорно считает, что именно тогда-то у Тухачевского и завязались шашни как с германской разведкой, так и с обосновавшимися в Швейцарии большевиками, коих там было предостаточно.
Доказательств этой версии нет. Однако последующие события прекрасно известны: Тухачевский добирается до Москвы и делает феерическую даже по тем фантазийным временам карьеру: в начале марта он попадает в столицу, а уже 5 апреля принят в большевистскую партию! Тут же получает немаленькую должность: военком Московского района Западной завесы («завесами» тогда именовались прообразы будущих фронтов. – А. Б.) Там он не то что воюет, а комиссарит. Именно так. В качестве комиссара присматривает за военным руководителем района, бывшим генералом Байовым. А еще через месяц назначается командующим одной из армий, действующих против восставших чехословаков. Как вам взлет?! Как вам скоропалительная карьера рядового поручика? Даже для тех времен чересчур уж фантастично…
