В роли Боксера я впервые вышел на сцену без грима…
Прежде чем спектакль был отдан на суд зрителя, мне пришлось по-настоящему познакомиться с боксом. В наш театр Сатиры был приглашен тренер — известный боксер Юрий Громов. Я стал тренироваться на лапе, с грушей, отрабатывать удары, прыгать со скакалкой, заниматься общей физической подготовкой. Были у нас и тренировочные бои.
«Дамоклов меч» был в репертуаре театра больше десяти лет, и каждый день, когда я играл Боксера, был особенным днем. Я с прежним трепетом выхожу на сцену в этой роли. И конечно, нужно поддерживать форму. Значит, в день спектакля — особый режим, рацион, тренировки… Надо обрести легкость спортсмена, чтобы спектакль ничего не потерял, чтобы сохранил свою свежесть. В нем все хорошо, он очень хорошо, мастерски сделан, в нем используется совсем особенный театральный язык.
В. Плучек: «А ведь когда я пришел в театр, Анатолия Дмитриевича считали как бы «актером с ограниченной ответственностью». Его видели ярким характерно-комедийным исполнителем ролей, так сказать, недлинного дыхания».
Ю. Никулин: «Как-то мы собрались на дне рождения у одной актрисы. И Плучек был. Толя начал танцевать какой-то модный тогда, очень подвижный танец, да так это у него вышло, что режиссер наконец Папанова «увидел»… И в следующем спектакле — это был «Дамоклов меч» — Анатолий Папанов поднялся во весь рост как актер. Он сыграл блестяще. С тех пор шел в гору, в гору, только в гору…»
В. Плучек: «В репертуаре театра был принят «Дамоклов меч» Назыма Хикмета. Узнав, что на роль Боксера назначен Папанов, труппа оживилась. Шутили, что у Толи без грима, гуммоза, наклеенных носов или накладных ушей и шеи живой человек на сцене не родится. Да он и сам растерялся, когда я сказал, что Боксера придется играть со своим лицом. Спектакль вышел с триумфальной победой Папанова: лирико-драматическая струя в потоке тихой и грозной силы этого громилы Боксера, пронзительная нота любви удивляли и покоряли зрителей».
М. Линецкая: «Проведя Боксера через чистилище любви, на которую в пьесе нет ни одного прямого указания, Папанов создал образ емкий, значительный, полный внутренних контрастов». Спектакль «Дамоклов меч» еще раз перевернул сложившиеся представления критики и зрителей о Папанове. Его уже знали как прекрасного комедийного актера, теперь же всех поразила драматическая сила его исполнения. Хотя комедийные роли в его репертуаре преобладали долгие годы.
Н. Велехова: «…В этой роли скрытного, молчаливого Боксера, не слившейся с простоватостью его прежних героев, была скрыта просьба (может быть, и сам Папанов этого не осознавал до конца) — просьба его актерской души выйти на более широкие просторы творческих исканий».
Я стал получать роли значительные, интересные. Только в театре. В кино не приглашали…
С приходом Плучека наступил новый период моей актерской биографии. Под руководством Валентина Николаевича я сыграл не только интересные, но и разноплановые роли. Я сыграл Мангана в пьесе Б. Шоу «Дом, где разбиваются сердца» — финансовую акулу, у которой, оказывается, тоже есть сердце, которое разбивается в странном доме капитана Шотовера… Эта роль создавалась мной почти одновременно с другой ролью — в кино я играл генерала Серпилина. По-моему, Манган — это один из самых совершенных образов Шоу и самых характерных для его театра. Как непохожи Манган в начале и Манган в конце! Вначале он — просто босс, просто хозяин. Старый, опытный хищник, холодный, расчетливый, самоуверенный. И вдруг открывается, что он всего лишь подставное лицо, ширма для финансовых махинаций, благопристойная маска. Аферист-жулик? Опять не то… Бедняк без гроша в кармане, без всякой надежды на будущее. И вдобавок вы замечаете, что у него доброе, легкоранимое человеческое сердце… Герой меняется на глазах. Резкие, тяжелые краски постепенно переходят в легкие чеховские полутона. Такое превращение действительно напоминает реставрацию картины. Снимается слой за слоем, обнажаются новые краски, внешние очертания приобретают объемность, глубину.
В этой сложной роли я проходил как бы в миниатюре весь свой актерский путь — от персонажей типа Корейко или администратора парка до генерала Серпилина.
Плучек доверил мне совершенно неожиданную роль Мишеля Бродского в «Интервенции». Неожиданную и очень дорогую. И потому, что Бродский — фигура сложная, человек, в судьбе которого были «крутые горки». И потому, что после большого количества комедийных ролей этот образ был воздухом, которого мне так не хватало многие годы. Это был спектакль, в котором Валентин Николаевич хотел реабилитировать пафос — но не внешний. В Бродском был подлинный героизм, но «тихий», лишенный внешних проявлений.
В. Васильева: «Мне посчастливилось быть его партнершей во многих спектаклях. Но был один, особенно нас сплотивший, — «Интервенция» Л. Славина. Играть в театре комедийно-сатирического репертуара роли героико-романтического плана — это уже само по себе редкая удача. Но и огромная трудность: нам предстояло заразить собою зрителей, настроенных на смех. В таких случаях один поводырь — искренность. Я играла Жанну Лябурб, француженку, агитировавшую среди моряков французского флота, стоявшего в Одессе. Толя был русским подпольщиком Бродским. И нашел для своего героя все лучшее в себе: доброту, нежность, застенчивость, даже в какие-то моменты чуть заикался. Внешне — ничего от человека подвига, способного каждый час подвергаться смертельной опасности, а в результате и пойти на смерть. Бродский Папанова удивлял всех, кто знал творчество Анатолия Дмитриевича до встречи с этой ролью.
Его считали актером гротеска, ярко комедийного плана. А генерал Серпилин в фильме «Живые и мертвые», роль, в которой Папанов открылся как художник глубокой психологической темы, был еще впереди».
Я сыграл Василия Теркина — надо ли говорить, что значит такая роль для человека, побывавшего на войне.
В. Плучек: «На некоторых репетициях он импровизировал бесконечно и незабываемо. В спектакле «Теркин на том свете» удивлял обликом бойца в валеночках, с фанерным сундучком, настолько естественного в каждом своем проявлении, что группа режиссеров из разных театров страны сошлась на мнении: «Теркин у Папанова, как Лев Толстой: богатая натура и правдив так, что иголочку некуда просунуть». Как он приходил к такому Теркину? Была там такая сцена: во время допроса «на том свете» у Теркина обнаруживается в кармане гимнастерки некая фотография. Его спрашивают, чья. Он отвечает: «Так… Одной знакомой». И вот на одной из репетиций Папанов, не спеша ответить на вопрос, держит паузу, в которой у него полились слезы, и отвечает: «Так… Одной знакомой». А в паузе — целая биография дорогого человека, судьба любимой женщины, обреченной на разлуку с ним, возможно, ушедшей из жизни. Где актер обнаружил «манок» чувства, которое так поразительно прорвалось и потрясло нас всех? Где-то там, в тайниках лично пережитого. Такие мгновения на репетициях — свидетельства подлинного таланта. Жаль, что их не всегда видит зритель, что они чаще всего остаются дорогой тайной театра, восхищенных коллег».