Как выше указано, произведенные немцами контратаки не достигли настоящей цели. Французы и англичане были вынуждены перейти к обороне по всему фронту от Мозеля до Уазы. Этим им была прочно вколочена мысль, насколько они ошиблись, когда события, последовавшие за сражением на Марне, они сочли за поражение немцев. Не удалось, однако, ни отвлечь, ни парализовать их передвижений в обход германского правого фланга. А между тем каждое полученное здесь противником преимущество должно было повести к последствиям, размер которых нельзя было и предвидеть.
В качестве сколько-нибудь пригодных подъездных путей для большей части западной половины германской армии служили железные дороги, идущие из Бельгии в район Сен-Кантена. Почти лишенные прикрытия они представляли полный простор для неприятельских нападений. Что французские и английские кавалерийские дивизии не использовали этого случая, – является прямо загадкой.
Хотя бельгийская армия со своей английской поддержкой и была отброшена на Антверпен, но ее численность и близость к важнейшим германским коммуникационным линиям требовали постоянного и весьма напряженного внимания. Было еще совсем неясно, когда можно будет освободить войска, направленные против нее, для достижения других целей. По численности они были значительно слабее противостоящих войск противника.
Итак, оставалось лишь производить переброски в тылу германского фронта параллельно переброскам противника, но с большей скоростью, чтобы не только парировать охватывающие стремления врага, но чтобы по мере возможности встретить их атакою, обходя в свою очередь. В то же время требовалось во всяком случае устранить угрозу тылу со стороны Антверпена. Генерал фон Безелер, командовавший группой в этом районе, получил указание всячески ускорить момент штурма крепости, не считаясь с соотношением сил. Нужная артиллерия была направлена ему в самом спешном порядке.[83]
Вопрос, насколько целесообразно было еще большей оттяжкой фронта назад облегчить собственное движение на запад и затруднять неприятельские попытки охвата, был решен отрицательно.
Оттяжка фронта, во всяком случае, не сыграла бы роли при необходимости немедленно парализовать контрмерами угрозы обхода фланга и желательности достичь такого положения, при котором правый фланг твердо бы упирался в море. Безопасность западной части Германии с ее столь же чувствительными, как и необходимыми для ведения войны богатствами должна была во всяком случае быть обеспечена.
Всякая новая линия фронта, которую вообще можно было принять в соображение, с самого начала была открыта для обхода со стороны противника, ввиду его выдвинутого положения и хороших сообщений, которыми он располагал. Поддержание нейтралитета Голландией и неприкосновенность ее границ нельзя было при рассмотрении принимать за надежные данные.
Еще казалось возможным, если только существующий немецкий фронт выдержит напор противника, захватить северное французское побережье, а с этим и господство над Ла-Маншем.
От этой возможности тем меньше можно было отказаться, что начальник Генерального штаба держался целей, положенных в основу первоначального плана кампании и сводившихся к достижению конечного решения сперва на западе при возможном ограничении сил на востоке, пока положение Западного фронта станет вполне прочным. Излишне доказывать, что подобное положение к сентябрю 1914 года не было даже и приблизительно достигнуто.
Часто обсуждался вопрос, не нужно ли было войну на два фронта начать как раз наоборот, иными словами, обороной на западе и наступлением на востоке.
Представители такого образа действий ссылаются между прочим на мнение фельдмаршала графа Мольтке, приведенное в «Gedanken und Erinnerungen» Бисмарка.[84] Между тем ссылка на такой серьезный авторитет едва ли вполне справедлива. Без сомнения, фельдмаршал не принял в расчет участия Англии в войне. А при таких обстоятельствах план, о котором он упоминал в разговоре с князем Бисмарком, едва ли был применим. Создатель стратегического развертывания, проведенного в 1914 году, – генерал-полковник граф фон Шлиффен обязан был уже серьезно принять во внимание участие Англии. Если же это было так, то при начале войны немыслим был какой-либо иной образ действий, как тот, который действительно и был выбран. При безграничной почти возможности для русских уклоняться сколько угодно от решительного боя, нельзя было рассчитывать справиться с ними раньше того момента, пока враги не успеют еще одержать на западе решительную победу или, по крайней мере, не усилятся при своих почти неограниченных средствах настолько, что уже не останется много надежды на последующий немецкий успех. Что русские в 1914 году – вероятно, зная план немецкого развертывания – действовали вопреки намерениям, им здесь приписываемым, не является еще доказательством противного.
Как бы то ни было, начальник Генерального штаба, ответственный за общее ведение войны, не мог поддаваться колебаниям, раз развертывание было проведено по только что изложенным соображениям и из него стали уже вытекать боевые действия и после того, как сражение на Марне не достигло поставленной цели. Всякие попытки нажать на востоке до полного закрепления фронта на западе, должны были создать на последнем невыносимое положение, в то время как на востоке, ввиду позднего времени года, нельзя было надеяться на решительный успех.
Для немецкого полководца между тем не могло быть и вопросом, закреплять ли Западный фронт наступлением, раз таковое вообще казалось возможным.
Правда, в то время еще нельзя было предвидеть, когда можно будет подготовиться к нанесению нового удара на западе. Тогда преобладало мнение, что прежде всего необходимо, главным образом, устранить указанные выше недочеты армии. Мысль, что такое устранение удастся немцам провести скорей и лучше, чем неприятелю, находящемуся в одинаковом положении, казалась очень обоснованной. Если это и не оправдалось в полном объеме, то случилось это потому, что не приняли в расчет поддержки врага, начавшейся сейчас же по объявлении войны и выразившейся в доставке ему сырых материалов из Америки и Италии, а это едва ли можно было заранее принять в расчет.
Растущая в перспективе необходимость поддержать союзников, попавших в тяжелое положение в Галиции, не могла поколебать этого решения. Полагали, что, даже в неблагоприятном случае, новые войсковые части, формируемые в тылу, окажутся достаточными, чтобы поддержать положение на Восточном фронте, пока суровая зима не прекратит там операций. На западе подобное затишье под влиянием погоды не предполагалось. Правда, уже во время войны выяснилось, что при особых свойствах почвы Бельгии и северо-восточной части Франции крупные операции были все же подвержены и здесь значительным ограничениям в сырое время года.
