Он достиг высокого церковного и в известной мере политического поста и сделался директором местного банка, хотя как политик и финансист он был недостаточно дальновиден. И таких тоже было много за века.
Но спустя годы после его смерти вдруг оказалось, что он был великим ученым, прорвавшимся в неведомый отсек природы. Причем не дилетантом, которому посчастливилось случайно наткнуться на драгоценную находку, а широко эрудированным исследователем, чей оригинальный ум сумел точно задать живой природе один из коренных вопросов ее бытия, и в последовательном титаническом труде получить четкий однозначный ответ, и снова извлечь этот ответ из перекрестных экспериментов, и понять его место во всей системе человеческого знания, и заложить всем этим фундамент новой области поиска, имя которой «генетика» — наука о наследственности.
Все, что говорилось до сих пор, было о мирской известности Менделя, о его прижизненной известности.
Она не идет в сравнение с его истинной славой. Кто он — этого при его жизни не понимал никто: ни собратья-монахи, ни тем более чиновники.
Этого не понимали даже самые высокоэрудированные господа из Ферейна естествоиспытателей в Брюнне и из других обществ, научных и полезных, в которых сначала он просто состоял, а став прелатом, приобрел высокий ранг «члена-учредителя».
Этого не понимали даже крупнейшие светила европейской биологии, державшие в своих руках оттиски его статей и его письма.
Быть может, только два человека оценили его при жизни.
Первый — Густав Ниссль фон Майендорф, непременный секретарь Врюннского ферейна, естествоиспытатель, математик и ботаник, чьи схемы долго потом жили в учебниках биологии.
Ниссль сказал в те январские дни 1884 года, что труды Менделя «…свидетельствовали о весьма самобытном, лишь одному ему свойственном понимании исследуемых вопросов. Сюда в особенности относятся наблюдения над растительными гибридами».
Вторым, кто оценил его как ученого еще при жизни, в 1875 году, был русский ботаник Иван Федорович Шмальгаузен. Но об этом позднее. Впереди еще вся книга. И все-таки еще один эпизод из конца и несколько мыслей, с ним связанных.
Через полгода после похорон Менделя его племянник доктор медицины Алоис Шиндлер приехал в Брюнн и пришел в монастырь святого Томаша.
Здесь он вырос. Дядя забрал его в Брюнн, как только Алоису наступило время учиться в гимназии. Аббат поселил его в доме монастырского причетника Смекаля. Дом выходил на ту же маленькую площадь, что и фасад монастыря (в нынешнем Брно площадь носит имя Грегора Менделя).
Шиндлер писал сорок четыре года спустя — в 1928-м:
«Я нанес визит новому прелату, патеру Рамбоусеку. Он принял меня не без дружелюбия и сказал во время беседы:
— Там, от вашего дяди, осталось очень много писем (прошений о поддержке) и тьма всякой писанины еще; я раздумываю, что со всем этим сделать, и полагаю за лучшее все это сжечь».
Племянник писал, что всю жизнь раскаивался из-за проявленной тогда нерешительности: ведь он мог упросить Рамбоусека передать ему дядин архив. Но он не сделал этого, и в монастырских печах превратились в пепел письма бедняков, просивших помощи Менделя — члена филантропических обществ и доброго человека с большими личными средствами.
Превратились в пепел письма, полученные Менделем от Родственников и от ученых, с которыми он обменивался мыслями касательно проблем биологии и метеорологии, селекции, садоводства и пчеловодства. Лишь считанные из них дошли до наших дней, случайно затерявшись среди официальных бумаг, помещенных потом в монастырский архив.
В монастырских печах превратились в пепел рабочие записи Менделя, дневники его опытов и расчеты — первые выкладки генетической алгебры.
И даже оригинал классического труда «Опыты над растительными гибридами» ожидала такая участь, — только по чьей-то небрежности сорокастраничная рукопись, написанная идеальной, каллиграфической готикой, не попала в печь в 1884 году. Слишком много было в монастыре бумаг для растопки. Сорок перевязанных тесемкой страниц провалялись среди прочих, предназначенных к сожжению, целых восемнадцать лет.
И когда аббат Мендель в памяти людей перестал быть всего лишь добрым человеком, всего лишь бывшим школьным учителем, в порядке досужего увлечения занимавшимся какими-то дилетантскими экспериментами, — когда он стал в глазах всего человечества Менделем, чье имя было причислено к лику создателей нетленных духовных ценностей, — вот тогда и начались розыски всего, что уцелело от пламенного безразличия.
Гуго Ильтис — так звали самого неистового исследователя менделевой жизни — был коренным брненцем. Он преподавал биологию в одной из гимназий, а в юности учился в Высшей реальной школе — там, где когда-то преподавал Грегор Мендель. Ему и принадлежит первая фундаментальная биография Менделя. Двадцать лет собирал Ильтис воспоминания немногих еще оставшихся в живых людей, которые знали гения в ипостаси обыкновенного человека. Биограф получил от доктора Шиндлера документы, найденные на родине ученого, и сам отыскал очень важные документы в Вене, где Мендель сдавал экзамены при университете и учился. Ильтис перерыл архивы министерства культов и просвещения бывшей австро-венгерской монархии, архив реальной школы, архив прогимназии в Зноймо, где Мендель тоже преподавал. И, несмотря на «неарийское» происхождение и некрещенность, Ильтис получил допуск к архиву еще действовавшего монастыря.
Впрочем, в монастыре был свой историк Менделя, патер Ансельм Матоушек, педантично и любовно создавший первый музей — мемориальный маленький Менделианум. Это отцу Матоушеку посчастливилось обнаружить в груде бумаг, считавшихся годными лишь для растопки, драгоценную рукопись, чьи фотокопии воспроизводятся всякий раз при перепечатке менделевского труда. Но в 1945 году, в последние дни войны, когда шли бои за Брно, рукопись, хранившаяся в особом сейфе брненского банка, исчезла. Сейф оказался пустым,
В 50-е годы сызнова началось восстановление и изучение менделевского архива. Трудами брненских генетиков и в первую очередь профессора Ярослава Кржиженецкого в бывшем монастыре святого Томаша воссоздан Менделианум, собраны, проанализированы и прокомментированы документы и воспоминания — и опубликованные ранее, и неизвестные. Они изданы теперь, и по ним написана эта книга [13].
Но мы назвали еще не всех собирателей менделевского наследства. Был и профессор Освальд Рихтер, микробиолог из Брненского политехнического института, коренной житель Брно, клерикал и нацист. В 30-е годы Рихтер отыскал и опубликовал материалы о заграничных путешествиях Менделя. А в 1943 году в «Трудах Брненского общества естествоиспытателей» Рихтер поместил свою 300-страничную монографию «Иоганн-Грегор Мендель, каким он был на самом деле — новый анализ архивных материалов Брненского монастыря». Главной задачей своего труда Рихтер поставил критику «материалистическо-еврейских» изысканий Ильтиса. В своей книге он пытался превратить Менделя из человека, которым Мендель был на самом деле, в ученого стопроцентно католического и по возможности арийского, и самое главное — в воинствующего антидарвиниста. В 1945 году Рихтер сбежал из Брно на Запад и через какое-то время умер. Но скорбный рихтеров труд не исчез втуне. Десять лет спустя о нем вспомнил крупнейший церковный сановник, «генеральный викарий его святости епископа в Порфиреоне, его превосходительство, наидостойнейший монсеньер» падре Канизио ван Лиерде. Он поместил в солидном сборнике статью «Характер и религиозность Грегора Менделя».
