Попов принял предложение Морского министерства. Представлялась возможность еще раз практически доказать полезность своего изобретения, да еще в таком огромном, важном деле.
Но теперь беспроволочному телеграфу предстояло передавать сигналы за сорок верст, а в последних опытах была осуществлена дальность только на тридцать верст. Удастся ли перекрыть эти добавочные десять верст?
Но на опыты отпускали десять тысяч рублей. Можно было, наконец, заказать новые, более мощные приборы!
Вместе с лейтенантом Реммертом и четырьмя телеграфистами Попов отправился на Финский берег в город Котка, где находился ближайший к Гогланду почтово-телеграфный пункт. Там сразу приступили к постройке радиостанции. К месту аварии броненосца, на остров Гогланд, поехал Рыбкин с капитаном Залевским и помощниками-телеграфистами.
Через месяц в Котке была сооружена радиомачта шестьдесят футов высотой. Рядом с ней находился маленький разборный домик для радиостанции.
16 января 1900 года, в девять часов утра, станция Котки, как было условлено заранее, передала первую радиограмму;
- «Гогланд! Начали работать сегодня»... выстукивал радист.
Но Гогланд не ответил. Тогда за ключ взялся Попов.
— «Гогланд! Гогланд! Говорит Котка»... — посылал он в пространство. Но никто попрежнему не отозвался на сигналы. Что там стряслось у Рыбкина? Неужели эти сорок верст оказались непреодолимыми? Попов проверил все приборы. Все было в порядке, а Гогланд не откликался.
Попов решил сделать антенну еще выше. На это ушло немало времени.
Тоскливо вокруг завывал ветер. От январского мороза потрескивал домишко...
Между тем и на Гогланде шла напряженная работа. Радиостанцию приходилось строить на голой скале. Ледокол «Ермак» подвез необходимые материалы, и люди перетаскивали грузы по льду, по глубокому снегу.
Рыбкин вспоминает: «Утес представлял собой настоящий муравейник. Там одновременно воздвигали для станции домик, составляли стрелы для подъема мачты, рвали динамитом углубление в скале для основания и сверлили в граните дыры для обухов. На утес являлись с рассветом и кончали работы, делая лишь один получасовой перерыв, чтобы закусить и обогреться у костра».
О ходе строительства радиостанции на Гогланде Попов узнал через несколько дней от двух офицеров, пробравшихся с броненосца по льду залива на Котку.
Зато какая радость вошла в маленький досчатый домик на Котке, когда упорно молчавший Гогланд, наконец, заговорил. Это произошло 6-го февраля 1900 года.
Но в первые минуты телеграфисты Котки взмолились: «Телеграфируйте медленней, — просили они. Около месяца они ведь только передавали радиограммы и не приобрели еще навыков в приеме. Впрочем, вскоре дело пошло на лад. Радиограммы поступали бесперебойно. То и дело приходилось сообщать, что надо доставить из Кронштадта, как проходит работа. Попов, Рыбкин и их помощники превратились в заправских телеграфистов...
Однажды Рыбкин принял из Котки необычную телеграмму. Он сбросил наушники и снова перечитал точки и тире. Телеграмма гласила: «Командиру «Ермак». Около Лавенсари оторвало льдину с рыбаками. Окажите помощь. Авенал».
Авенал — начальник Главного Морского штаба. Дело, видимо, серьезное, если лично от него пришла телеграмма. «Ермак» немедленно снялся с места стоянки и, взламывая льды, пошел на выполнение задания. Целый день команда ледокола искала попавших в беду. Только к вечеру «Ермак» вернулся назад. На его борту находилось двадцать семь спасенных человек...
Никогда еще в жизни Александр Степанович не испытывал такого удовлетворения от своей работы.
О спасении рыбаков узнал Главный командир Кронштадтского порта адмирал С.О.Макаров. Замечательный моряк, ученый-исследователь и флотоводец, он был передовым человеком своего времени. Макаров высоко ценил Попова, его знания, и прекрасно понимал все значение радиофикации флота. После спасения рыбаков Макаров послал Попову телеграмму. В ней говорилось: «От имени всех кронштадтских моряков сердечно приветствую Вас с блестящим успехом Вашего изобретения. Открытие беспроволочного телеграфного сообщения от Котки до Гогланда на расстоянии 43 верст есть крупнейшая научная победа».
Так приобретал радиотелеграф новых друзей.
К весне удалось снять броненосец с камней. Помощь первых радистов была очевидна. Попову «высочайшим приказом» была объявлена благодарность.
«Наступило время вводить беспроволочный телеграф на судах нашего флота», — говорилось в докладной записке председателя Технического комитета вице-адмирала Дикова.
Да, наступило. Теперь никто не возражал. Даже вице-адмирал Тыртов. Этот чиновник из морского министерства занял уже другую, более удобную, позицию. Когда Макаров или Диков советовали ему более энергично приняться за внедрение радио во флот, Тыртов соглашался, что действительно дело подвигается туго. Но это виноват, конечно, сам изобретатель. Он медлителен, у него нет инициативы...
У радиотелеграфа появились друзья и в армии. Походные радиостанции, установленные на повозках, станут со временем надежным способом связи — мечтали первые военные радисты. Следуя за армией, станции обеспечат прием и посылку донесений. Не надо будет опасаться, что телеграфный провод будет поврежден снарядом или перерезан противником. Однако и в армии находились косные, отсталые люди, не верившие в будущее беспроволочного телеграфа. И только испытания, проведенные в походной обстановке, заставляли их убедиться в преимуществах нового средства связи.
Для того, чтобы радиотелеграф внедрить во флот и в армию, необходимо было прежде всего наладить производство радиоаппаратуры. Возникал вопрос: заказывать радиоаппаратуру за границей, или организовать производство ее у себя в России?
Мнения расходились. Многие стояли за то, что необходимо налаживать дело у себя дома. Покупка приборов за границей обойдется дорого. А главное — Россия всегда будет находиться в зависимости от иностранных фирм и заводов. Поэтому надо развивать радиопромышленность в России. Этот взгляд защищал и Попов. К его мнению, казалось, примкнуло и Главное Управление кораблестроения.
Но сильно было во «влиятельных кругах ведомственной бюрократии недоверие ко всему, что исходило не из-за границы. Налаживать дело у себя — хлопотно, долго, да и какого качества будут изделия? Такого взгляда придерживались в Морском министерстве, а потому и не торопились с выпуском русских приборов.
Александр Степанович все же добился, что в Кронштадте были созданы «Мастерские по изготовлению приборов для телеграфирования без проводов».
