Были в классе две девочки старше нас на два-три года. Одна из них стала после школы репетитором по английскому языку. Когда я приезжала в Страну в 1956 году, то встретила ее. Она рассказала мне, что по-прежнему преподает английский язык без всякой специальной подготовки, и знаний, полученных в школе, ей хватает. Значит, при серьезном отношении к урокам можно было научиться и у нашей доброй нетребовательной учительницы.
Я помню расположение классов в двухэтажном здании школы, имеющем форму буквы «П». В 1956 году мой покойный дядя Юда повез нас с моей подругой по классу Цилей посмотреть школу. Внизу в фойе девочки танцевали под руководством учительницы народные танцы. В классах работали уборщики-мужчины, не как в Советском Союзе, где в школах работают уборщицами женщины.
В следующий раз я посетила школу в 1971 году после моего возвращения в Страну. Это не был учебный день, и ворота школы были закрыты. Мы постучались в двери соседнего домика, в наше время служившего глазной лечебницей. Нам открыл сторож, живший там с семьей. Мы объяснили цель нашего визита, и что одна из нас – новоприбывшая; он провел нас через свою квартиру во двор школы. Мы прошлись по всей школе. Как и в 1956 году, здание не изменилось. Физкультурный зал располагался на прежнем месте, как и большое дерево между ним и огородным участком. Даже стены снаружи были покрашены в тот же светло-желтый цвет.
По дороге обратно, проходя по улочкам Нве-Цедека, мы остановились у дома, в котором когда-то проживала семья нашей подруги Юдит. Из окна выглянула женщина и спросила, кого мы ищем. Мы ответили, что только заглянули во двор, связанный с нашими воспоминаниями. «Скажите фамилию подруги, – произнесла женщина, – я живу здесь очень давно и помню всех, кто когда-то жил тут». – «Это было пятьдесят лет назад», – ответили мы. «А, – сказала она, – тогда я ее уже не застала».
И вот последнее посещение любимой школы в декабре 1989 года. На этот раз мы пришли сюда с родственницей, туристкой из Советского Союза. Мы вошли в перестроенное, модернизированное здание, служащее Центральной танцевальной студией.
Вернемся же к школе моего детства.
Това за лето подготовилась и перескочила через класс: вместо четвертого пошла в пятый. А я осталась одна и вынуждена была привыкать к самостоятельности. Я была очень застенчива, легко краснела, чувствовала неуверенность в себе: мне казалось, что я ничего не знаю. Нашим классным руководителем был немолодой (по тогдашним нашим представлениям просто старый) учитель господин Шапиро. Тогда, обращаясь к учителю, мы именно так его называли: «Господин Шапиро», применяя в разговоре вежливую форму третьего лица единственного числа. В те времена к незнакомым людям и к старшим в обращении на иврите употребляли форму третьего лица единственного числа, а теперь в Израиле обращаются ко всем на «ты», применяя второе лицо единственного числа. Во время моего визита в Страну в 1956 году это меня сильно поразило.
Однажды на уроке арифметики в конце учебного года в четвертом классе господин Шапиро сказал нам: «Кто первый решит задачу, тот подойдет ко мне и покажет решение». Я все сделала первая, и учитель похвалил меня перед классом. Это придало мне уверенность, что я могу учиться самостоятельно, без помощи Товы. Мы любили уроки учителя Шапиро, обладавшего чувством юмора.
Помню урок Библии. Учитель Шапиро вызывает ученицу, которая не отличалась прилежностью. И она рассказывает одну из библейских легенд не по написанному, а по своему богатому воображению. Господин Шапиро стоит перед классом, внимательно слушает ее рассказ и кивает головой в знак согласия. Это приободряет девочку, и она продолжает «фальсифицировать» Библию. Мы удивлены, почему учитель соглашается с ней. Когда же она закончила и учитель похвалил ее за богатую фантазию, смех в классе долго не утихал.
Уроки господина Шапиро были всегда интересными, и в классе всегда была дисциплина. Я не помню никаких наказаний в школе, никаких удалений из класса. Учителя наши были опытными педагогами, мы их уважали и любили. Учиться было интересно и приятно. Я помню имена нескольких учителей и директора школы.
Была у нас в младших классах учительница музыки. У меня, увы, не было музыкального слуха, и она была всегда мною недовольна.
В старших классах преподавал у нас серьезный и строгий учитель истории, литературы и географии господин Бен-Яаков. Арифметике учил нас господин Сум, нервный и больной человек. Когда он вызывал к доске слабую ученицу, не справляющуюся с решением задачи, то выходил из себя и кричал. А учитель астрономии приглашал нас по вечерам иногда к себе домой: мы поднимались на крышу его дома, он показывал нам расположение звезд на небесном своде.
В Тель-Авивском кинотеатре собирались поставить спектакль для школьников. Классный руководитель объявил нам об этом за несколько недель; сказав нам стоимость билета, он начал постепенно собирать деньги. Мы обратились к родителям. Мама отвечала нам с Товой, что у них нет возможности расходовать на спектакль такую большую сумму. Мы, понимая, что у родителей нет денег на два билета, не возмущались, не плакали. Я только помню, что время от времени я заходила на рынок к родителям и спрашивала, не улучшилось ли у них материальное положение и не могут ли они выделить нам деньги на билеты. Но ответ всегда был отрицательным. Все время до спектакля я, проходя по пустырям Тель-Авива, искала деньги, надеясь что-нибудь найти. Это было в третьем классе в первый год нашего пребывания в Стране. Помню утро после спектакля. Девочки возбужденно делятся впечатлениями, о декорациях, о костюмах короля и королевы, а мне так горько, что мы с Товой не видели эту красоту. Больно озадачила меня несправедливость: ведь мы с Товой ничем не провинились, были хорошими девочками и ученицами. Неужели мы виноваты, что наши родители – бедные люди!
В пятом классе я стала лучшей ученицей. Я училась даже лучше Симхи. Симха Ц. и ее сестры всегда были первыми ученицами в своих классах. Они были талантливыми девочками. Господин Шапиро хвалил меня за комментарии к библейским текстам. Он мне говорил: «Какой же прекрасный знаток Библии твой отец, раз он сумел так объяснить ее тебе!»
Тель-Авив был тогда маленьким городом, невероятно, чтобы такой педагог, как Шапиро, не знал, из какой я семьи.
В пятом классе к нам пришли два новых учителя. Один из них был учителем истории, уважаемым преподавателем в семинаре Левински. Фамилию его я не помню, он был автором учебников по истории. Это был единственный преподаватель, на уроках которого ученицы вели себя так разнузданно: некоторые девочки выходили из класса за мороженым, сидели перед ним и ели. Он не смотрел на нас, а с опущенной головой монотонно читал свои записи. Старшие сестры двух наших учениц, студентки семинара Левински, не понимали, что с нами происходит, утверждая, что его уроки очень интересны. Позднее я читала о Гоголе, что он не справился с преподаванием литературы в Московском университете и вынужден был оставить кафедру. Главное для учителя: не только знание предмета, но и умение преподнести его данной аудитории.
