Здесь следует заметить, что еще до этого Моисей установил законы наследования, согласно которым дочерям не полагалась часть наследства, оставшегося от родителей. Их долю в имуществе отца и матери составляет полученное накануне свадьбы приданое, после чего они уже не имеют права ни на что претендовать. Все наследство после смерти мужчины делится исключительно между его вдовой и сыновьями, причем старший сын, первенец, получает при этом двойную долю.
Объявив закон о «дочерях Салпаада», Моисей таким образом провозгласил, что в случае отсутствия у мужчины сыновей его полноправными наследницами становятся дочери, что, вне сомнения, было чрезвычайно важным шагом на пути к равноправию женщины.
Занимаясь вопросами переписи и принципами раздела земли между коленами, Моисей почти уверился, что Бог решил простить ему грех у Мей-Мерива и разрешит ему войти вместе со всем народом в Святую землю, увидеть, как исполняется то, о чем он пророчествовал еще в Египте. Но, услышав эти его мысли, Всевышний тут же обратился к Моисею, чтобы сообщить, что дни его жизни подошли к концу. Ему не дано будет войти в Землю обетованную, но в награду за его заслуги ему будет дано перед смертью подняться на гору Аварим, расположенную напротив переходов через Иордан, откуда открывается величественный вид на всю землю, которой еще только предстояло стать Эрец-Исраэль — землей Израиля. Кроме того, ему была обещана столь же легкая смерть, какой умерли его сестра Мириам и брат Аарон, — смерть, которую в еврейской мистике принято обозначать как «поцелуй Всевышнего». Отличие этого вида смерти от всех остальных, говорят еврейские мистики, заключается в том, что душу человека из тела забирает не ангел смерти, а сам Бог, и в момент Его «поцелуя» человек не только не испытывает страдания, но и наоборот переживает самое высшее из всех возможных состояний физического и духовного наслаждения. Вот как описывается этот, происходящий, видимо, примерно за два месяца до смерти Моисея его диалог со Всевышним:
«И сказал Бог, обращаясь к Моше: "Взойди на эту гору Аварим и посмотри на страну, которую Я дал сынам Израиля. И когда осмотришь ее, приобщишься и ты к народу твоему, как приобщился Аарон, брат твой. Ибо вы поступили вопреки слову моему в пустыне Цин, когда роптало общество, — чтобы явить святость Мою у той воды на глазах у них, в Мей-Мерива, Кадете, пустыне Цин". И говорил Моше Богу так: "Да назначит Бог, Всесильный дух всякой плоти, человека над обществом, который выходил бы перед ними, и который выводил бы их, и который приводил бы их, чтобы не было общество Бога как стадо, у которого нет пастуха". И сказал Бог, обращаясь к Моше: "Возьми себе Иехошуа сына Нуна, человека сильного духом, и возложи на него руку твою. И поставь его перед Эльазаром-коэном перед всем обществом, и дай ему указания на глазах у них. И дай ему от величия твоего, чтобы слушалось его все общество сынов Израилевых. И пусть он стоит перед Эльазаром-коэном, а тот будет спрашивать для него решение урим перед Богом; по слову его будет выходить, и по слову его будет входить он, и все сыны Израиля, все общество"...» (Чис. 27:12-22).
Этот диалог показателен тем, что, получив сообщение о приближающейся смерти, Моисей — в соответствии со строем своей личности — думает прежде всего не о себе, а о народе; о том, кто именно станет его преемником, и сможет ли тот справиться с теми нелегкими задачами, которые неминуемо встанут при завоевании Ханаана. При этом чрезвычайно важно то, что Моисей не настаивает на том, чтобы его полномочия вождя были переданы по наследству кому-то из его сыновей, а передает их тому, кого считает наиболее достойным роли политического и военного лидера нации. Да, разумеется, с точки зрения глубоко религиозного читателя Библии Иисуса Навина назначает сам Бог, но и при этой трактовке из текста видно, что Моисей просит Господа, умеющего читать в душах людей, назвать имя достойнейшего из всех претендентов на власть, возможно даже втайне надеясь, что Бог назовет имя его сына Гершома.
Как мы видим, и в этом Моисей разительно отличается от всех остальных вождей древности и Средних веков: будучи в течение сорока лет вождем нации, он не создал династии, не попытался провозгласить себя царем, заложив таким образом основы демократической передачи и принципа преемственности власти.
Предупредив Моисея о близкой смерти, Бог сообщает ему, что прежде, чем это произойдет, Моисей должен будет, во-первых, повторить с евреями все заповеди и законы; а во-вторых, расплатиться с мадианитянами за то, что те пытались соблазнить евреев и вернуть их в язычество, выйдя против них на войну. И сразу после этой войны, добавляет Творец, Моисей должен будет умереть.
«И говорил Бог, обращаясь к Моше так: "Отомсти за сынов Израиля мидьянитянам, затем приобщишься ты к народу твоему"...» (Чис. 31:1-2).
Комментаторы подчеркивают, что указание нанести удар именно по мадианитянам, а не по моавитянам, обусловлено тем, что последних еще можно было понять: хотя евреи не нападали на них, но стояли у самой их границы, и им было чего опасаться. Мадианитянами же, которые жили дальше и которым вроде бы ничего не угрожало, двигали исключительно коварство и развращенность.
Хотя саму начатую по приказанию Моисея войну против мадианитян иногда трактуют как едва ли не массовое, варварское истребление всего этого народа, на самом деле, как видно из самого текста Библии, речь шла скорее о карательной операции. В ней принимало участие только 12 тысяч воинов, и ни о каком поголовном истреблении мадианитян не было и речи, так как евреям еще не раз приходилось сталкиваться с этим народом в будущем. Чтобы убедиться в этом, достаточно просто пролистать страницы Книги Судей. Вместе с тем это была, безусловно, крайне жестокая военная операция, сопровождавшаяся почти полным уничтожением населения той части Мадиама, куда вошли израильтяне. Моисей не случайно отправляет в этот поход по тысяче воинов от каждого колена, а его командиром назначает Финееса, в жилах которого кровь матери-мадианитянки, — ему было важно, чтобы к этой карательной акции оказался причастен весь народ. Эта война должна была продемонстрировать евреям, с какой непримиримостью следует относиться к тем народам или отдельным индивидуумам, которые попытаются отвратить их от веры в единого Бога. И значение этой войны было тем более велико, что Моисей прекрасно сознавал, что монотеизм еще не укоренился в сознании народа и после его смерти он вполне может предать память о Синайском откровении, начать исповедовать культы окружающих народов и таким образом похоронить дело всей его жизни.
Иосиф Флавий сообщает, что, узнав о приближающейся к их границам армии израильтян, мадианитяне заняли все проходы в страну между горами, воздвигнув на них фортификационные сооружения — видимо, что-то вроде насыпных валов, с которых они осыпали приближающегося врага стрелами. Однако евреи прорвали эту линию обороны (причем, как отмечает Библия, не потеряли при этом ни одного человека) и ворвались в страну, опустошая все на своем пути, безжалостно убивая всех мужчин и оставляя в живых только женщин и детей, захватывая их в плен. В этой войне было убито пять царей Мадиама, видимо, царей расположенных здесь городов — Евия, Рекема, Цура, Хура и Реву. Был среди пленных и пророк Валаам, мечтавший проклясть евреев, но так и не сумевший этого сделать.
