Близкие к Петру современники чувствовали, что с его кончиной они понесли невосполнимую утрату. Андрей Нартов, придворный токарь, в компании которого Петр в последние годы работал едва ли не каждый день, говорил: «Хотя нет более Петра Великого с нами, однако дух его в душах наших живет, и мы, имевшие счастие находиться при сем монархе, умрем верными ему, и горячую любовь нашу к земному богу погребем вместе с собою». Неплюев, морской офицер, возвышенный Петром до сана посланника в Стамбуле, писал: «Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут».
К концу столетия почитание Петра стало почти что культом. Первый из великих русских ученых Михаил Ломоносов именовал Петра «человеком Богу подобным» и писал: «Везде Петра Великого вижу – в поте, в пыли, в дыму, в пламени – и не могу сам себя уверить, что один везде Петр, но многие…» «Не Бог ли в нем с небес?» – вторил ученому крупнейший русский поэт XVIII века Гавриил Державин.
Дальновидная немка Екатерина Великая, желая связать себя в глазах подданных с прославленным предшественником, заказала французскому скульптору Фальконе величественную бронзовую статую. Постаментом ее стал доставленный на берега Невы гранитный утес весом 1600 тонн. Бронзовый император, облаченный в мантию и увенчанный лавровым венком, восседал на свирепом, вздыбленном скакуне, попирающем копытами змею. Воздетая десница монарха указывает через реку на Петропавловскую крепость и далее – в грядущее. Со времени выхода в свет бессмертной поэмы Пушкина «Медный всадник» творение Фальконе навеки обрело место в российской словесности.
Разумеется, не все оценивали роль Петра одинаково. В простом народе со смертью этого монарха связывали надежду на смягчение повинностей и уменьшение налоговых тягот, что нашло отражение в широко распространенном лубке «Как мыши кота хоронили». На этой лукавой аллегорической картинке изображен огромный усатый кот с легко узнаваемой физиономией, возлежащий, задрав лапы, на погребальных дрогах, которые с торжествующим видом волокут мыши. В XIX веке традиционалисты, верившие в самостоятельность древней русской культуры, ставили Петру в вину то, что он первым распахнул двери западным новшествам и идеям. «Мы стали гражданами мира, – писал консервативный историк Николай Карамзин, – но перестали быть в некоторых случаях гражданами России». Возник крупномасштабный философский и исторический спор между двумя школами – славянофилами, которые сокрушались по поводу пагубного воздействия реформ, приведших к упадку нравов и исконной культуры, и западниками, которые восхищались Петром и восхваляли его за разрыв с прошлым и насильственное приобщение России к просвещению и прогрессу. Такого рода жаркие споры зачастую бывали полны неумеренных порицаний и столь же неумеренных восторгов. Известному литературному критику Виссариону Белинскому принадлежат слова: «Государство русское началось с творца его – Петра Великого, до появления которого оно было младенец… Казалось, судьба хотела, чтобы спавший дотоле непробудным сном русский человек… выработал свое будущее… и явился исполин, преобразователь, привил к плодородной и девственной почве русской натуры зерно европейской жизни – и с небольшим в столетие Русь пережила несколько столетий». Реформы Петра он считал «залогом всемирно-исторического развития».
Особенно нелегко было сладить с оценкой личности Петра советским историкам. Поставленные в жесткие рамки и вынужденные приспосабливать свои публикации не только к марксистской теории как таковой, с ее отрицанием решающей роли личности в истории, но и к «линии партии», они колебались между трактовками Петра как самодержца, выражавшего интересы эксплуататорских классов помещиков и купцов, и национального героя, оборонявшего Россию от иноземных захватчиков. Наглядной иллюстрацией может служить освещение роли Петра в экспозиции мемориала Полтавской битвы. Перед входом в музей красуется памятник императору, а выставленные экспонаты дают наглядное представление о его роли в баталии. Однако все печатные материалы, включая буклеты, приписывают победу усилиям «братских народов России и Украины».
Сам Петр достаточно реалистично и философски относился к тому, как воспринимают его современники, и к тому, каким он останется в памяти потомков. Остерман вспоминал, что как-то раз государь спросил одного иностранного посла, какого о нем мнения за границей. Тот принялся было уверять, что весь мир восхищается мудростью и гением императора, кои он проявил в своих грандиозных замыслах, но Петр нетерпеливо оборвал дипломата: «Так всегда льстят государям в их присутствии, я же желаю знать и иные суждения, и те мнения, какие высказывают мои недоброжелатели». Посланник отвесил низкий поклон. «Коли такова воля Вашего Величества, я отвечу правдиво и поведаю вес нелицеприятное, что мне доводилось о вас слышать. Вы прослыли государем надменным и суровым, строгим к своим подданным, скорым на кару и не склонным к милосердию». «Знаю, знаю, – покачал головой Петр, – но все это не так. Называют меня и жестоким и мучителем, но, по счастию, те только чужеземцы, кои ничего не знают об обстоятельствах, в коих я с начала царствования многие годы находился, и сколь многие из моих подданных препятствовали мне ужаснейшим образом в наилучших моих намерениях для отечества и принуждали меня с ними со всякою строгостию, но не жестоко, а менее еще мучительски. Сии то тираны суть, а не я. Честных трудолюбивых, повинующихся разумных сынов отечества возвышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных исправляю по необходимости. Совесть моя чиста. Бог судия мне!»
Спор о личности Петра и значении его реформ все еще не завершен. Одни его осуждают, другие идеализируют, каждый его шаг вновь и вновь подвергается анализу, но все же он, масштабностью своей натуры схожий с самой Россией, по сей день остается загадкой. Лишь одно ни у кого не вызывало сомнения – его колоссальная энергия и трудолюбие. Петр, по выражению Пушкина, «на троне вечный был работник». Он и сам писал о том Меншикову: «Мы живем в золотом веке, не теряя ни мгновения, посвящаем все усилия работе». Петр являл собой стихию, и, возможно, поэтому окончательное суждение о нем не будет вынесено никогда. Как измерить могучий натиск океана или безмерную мощь урагана?..
Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. В 5 т. М., 1940–1948.
Кафенгауз Б. Б. Россия при Петре Первом. М., 1955.
