Еще более откровенно Сталин высказывался по этому поводу в разговоре с Тито и югославскими товарищами в апреле 1945 г.: «Вы, конечно, читали Достоевского? Вы видели, какая сложная вещь человеческая душа, человеческая психология? Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда – тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную Армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной… Важно, чтобы она била немцев…»32
Впрочем, лояльность Сталина имела свои пределы – особенно когда бесчинства красноармейцев вели к уничтожению того немного, что осталось от ценной экономической инфраструктуры Германии, от тех трофеев, которые Советский Союз надеялся получить в виде репарационных выплат. Одним из способов, которым Сталин дал сигнал прекратить вымещение обид, стала публикация в газете «Правда» от 14 апреля 1945 г. статьи с критикой советского писателя Ильи Эренбурга, который во время войны стал известен своей мощной пропагандой ненависти к немцам. Многие произведения Эренбурга были опубликованы в «Красной звезде», газете Красной Армии. Георгий Александров, начальник советского управления агитации и пропаганды, писал в статье, озаглавленной «Товарищ Эренбург упрощает», что было бы ошибкой рассматривать всех немцев одинаково и что нужно отличать Гитлера и нацистов от немецкого народа. Советский народ, писал Александров, не враг немцам, и утверждать обратное – значит играть на руку нацистской пропаганде, которая старается разрушить альянс СССР с Западом33. Эренбург не собирался раскаиваться и ответил Александрову в личном письме: «Иной читатель, прочитав Вашу статью, сможет сделать вывод, будто я призывал к поголовному истреблению немецкого народа. Между тем я, разумеется, никогда к этому не призывал, и это мне приписывала фашистская немецкая пропаганда. Я не могу написать хотя бы одну строку, не разъяснив так или иначе этого недоразумения. Как Вы увидите, я сделал это не в форме возражения, а приведя цитату из моей прежней статьи. Здесь затронута моя совесть писателя и интернационалиста, которому отвратительна расовая теория…»34
Изнасилования, совершенные красноармейцами, ужасны, однако их общественно-политический резонанс не следует преувеличивать. В 1945 г. Красной Армией восхищались во всех странах антигитлеровской коалиции, говоря, что она избавила Европу от варварства фашистов. Эта армия жестоко сражалась с беспощадным врагом, но за это большинство людей не судили ее, а благодарили. Внимание общественности больше привлекали не предъявляемые нацистскими пропагандистами обвинения в массовом насилии (об этом они предупреждали еще до того, как Красная Армия пересекла границу Германии), а кинохроники лагерей смерти СС в Польше и их несчастных оставшихся в живых пленников, «освобожденных» советскими войсками в начале 1945 г. Первым из нацистских лагерей смерти, захваченных Красной Армией, в июле 1944 г. стал Майданек. В конце января 1945 г. красноармейцы захватили Освенцим, а затем лагеря в Белжце, Хелмно, Собиборе и Треблинке – и там перед их глазами предстали, наверное, самые ужасающие тюрьмы за всю историю человеческой цивилизации.
Несомненно, для Сталина это было время величайшего личного триумфа, но он, как всегда, был не удовлетворен: когда Гарриман поздравил его с тем, что советские войска дошли до Берлина, он напомнил послу, что «царь Александр дошел до Парижа»35.
7 мая немцы окончательно сдались, хотя договор о капитуляции Жуков подписал в Берлине лишь на следующий день. В результате празднование Дня Победы в Советском Союзе состоялось на день позже, чем в Великобритании и США. Александр Верт так вспоминает этот день в Москве в 1945 г.: «9 мая 1945 г. в Москве было незабываемым днем. Мне еще не приходилось видеть в Москве, чтобы так искренне и непосредственно выражали свою радость два, а может быть, и три миллиона людей, заполнивших в тот вечер Красную площадь… Люди танцевали и пели на улицах; солдат и офицеров обнимали и целовали… они были так счастливы, что им не нужно было даже напиваться, и молодые люди мочились на стены гостиницы «Москва» на широкие тротуары прямо на глазах у снисходительных милиционеров. Ничего подобного этому в Москве никогда не было. На какое-то время Москва отбросила всякую сдержанность. Такого эффектного фейерверка, как в тот вечер, мне еще не доводилось видеть»36.
В своем выступлении по случаю великой победы Сталин подчеркнул, что поражение Гитлера означает свободу и мир между народами и указал на то, что целью Германии было расчленить Советский Союз, отделив от него Кавказ, Украину, Белоруссию, Прибалтику и другие территории37. Слова Сталина об угрозе, которую война представляла для СССР как для многонационального государства, можно противопоставить его следующему выступлению, посвященному войне, в котором он особенно подчеркивал вклад русского народа в победу. На торжественном обеде, устроенном для командования в Кремле 24 мая 1945 г., Сталин предложил тост за здоровье советского народа, но «прежде всего – за русский народ». Эти слова были встречены продолжительными аплодисментами и одобрительными возгласами. Затем Сталин сказал: «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза… Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 гг… Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой… Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся. Вот за это доверие нашему Правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое38!»
То, что Сталин особо выделил роль русского народа в военных действиях Советского Союза, впоследствии стало предметом обширных дискуссий, но в то время его слова не вызвали широкого обсуждения. Было самоочевидно, что русский народ в течение всей войны представлял собой надежный оплот советского государства, и публичное признание этого Сталиным было вполне в духе рассуждений о выдающихся личностных и политических качествах русского народа, которые велись еще в 1930-е гг. В пропаганде военных лет всегда эксплуатировалась тема как советского, так и русского патриотизма. В январе 1944 г. советское правительство утвердило новый текст государственного гимна (вместо коммунистического «Интернационала»), в котором ключевые строки были следующие:
