Все это говорилось еще во время войны и зафиксировано в оперативных материалах внешней разведки. Вместе с тем в них отмечалось, что «при всей политической раздвоенности Бенеш все же проводит дружественную политику по отношению к Советскому Союзу». Именно учитывая это обстоятельство, представители политических групп в Венгрии, Румынии и Финляндии, стремившиеся вывести свои страны из войны, искали контакта с Бенешем, с тем чтобы через него осуществить свои намерения, имея в виду воздействие на советское руководство.
Представитель внешней разведки в Лондоне докладывал в Центр в середине февраля 1943 года:
«Несколько недель назад в Великобританию прибыл уполномоченный известного политического деятеля Румынии Маниу и имел в Лондоне встречу с Бенешем. Румын обратился к нему с просьбой выступить посредником между румынской оппозицией и советским руководством.
Из сказанного Маниу следовало, что он и представляемые им силы готовы пойти на удовлетворение всех разумных требований СССР, в том числе на признание за Советским Союзом права на Бессарабию и посильное возмещение ущерба, нанесенного румынской армией на советской территории. Это при условии, что советские войска не будут введены в Румынию».
С Маниу, как мы видели, работали англичане. Очевидно, они надеялись, что нужные им идеи Бенеш донесет как бы с нейтральных позиций до Кремля, а такой возможностью он располагал.
Через чехословацкого посланника в Анкаре к Бенешу обратился венгерский регент и диктатор Хорти, который также выражал готовность пойти навстречу далеко идущим требованиям СССР с тем же условием, что он откажется вводить свои войска на территорию Венгрии. Заметим, что это было задолго до ввода в Венгрию германских войск и примерно за год до передачи Хорти власти немецкому ставленнику Салаши.
Из Лондона сообщалось далее, что Бенеша посетил заместитель премьер-министра польского эмигрантского правительства Миколайчик и по поручению оного предложил обсудить вопрос о совместном демарше перед советским руководством с требованием воздержаться от ввода советских войск на территорию Польши. Опять же отметим, что с точки зрения планирования и ведения боевых действий против гитлеровской Германии, чем, безусловно, должно было и руководствовалось политическое руководство СССР и Ставка Верховного Главнокомандования, это был нонсенс, но факт обращения поляка к Бенешу с такой инициативой имел место И был отражен в телеграмме загранаппарата.
Роль Бенеша во внутриполитических событиях послевоенной Чехословакии трудно переоценить, он был не формальным, а самым что ни на есть активным президентом, который до последнего сопротивлялся той модели общественно-политического развития Чехословакии, которая четко наметилась и которую он не воспринимал. Как доносила внешняя разведка, Бенеш имел беседу с американским послом Штейнгардтом, которого по случаю назревавших драматических событий в Чехословакии вызывают в Вашингтон для консультаций. Она продолжалась более трех часов. Бенеш сказал, что считает наступившую зиму решающей в чехословацкой истории. Он надеется, что удастся сохранить коалиционную основу кабинета, а если коммунисты будут возражать, то удалить их из правительства.
Внимание пражской резидентуры привлекло посещение Бенеша мало кому известным журналистом, представлявшим швейцарскую «Националь цайтунг» и шведскую «Свенска дагбладет». Это, может быть, и прошло бы незамеченным, если бы упомянутый человек во время своих приездов в Прагу не интересовался полковником Гибсоном, которого, как оказалось, знал еще по Турции. В черновике своей корреспонденции, которая, вероятно, предназначалась сугубо для сведения «шефредактора», он подробно изложил концепцию политического устройства Чехословакии, детали каковой он почерпнул из бесед с Бенешем. В его трактовке президентом были сказаны такие слова:
«До тех пор, пока мы сотрудничаем с коммунистами, пока они играют роль правящей партии и таким образом разделяют ответственность за все, что делается, мы не даем им возможности совершить переворот».
От себя автор замечает, что очень хорошо почувствовал Бенеша как умудренного и тонкого политика, который в высшей степени умело ведет свою политическую игру, делая ставку на растворение коммунистов в более широком левом движении. Это единственный шанс сохранить реальную многопартийность в Чехословакии. Признает, что возможности Бенеша для маневра крайне ограничены, так как становится все более очевидным, что судьбоносные решения в конечном счете будут приниматься не в Праге, а в Москве.
События февраля 1948 года, как известно, перечеркнули планы Бенеша и тех, кто придерживался сходных убеждений, а Чехословакия продолжала развиваться, но по другому пути. Сразу после прихода коммунистов к власти он не ушел в отставку, хотя казалось, что логика событий подсказывала именно такое его решение. Связывали это с оставшимися у него надеждами как-то воздействовать на дела в стране и на жесткость новой власти, которую он не одобрял.
Президент подал в отставку 20 мая 1948 года. Крупнейший государственный деятель Чехословакии скончался 3 сентября в своей резиденции Сизимово Усти, в последний путь его провожали сотни тысяч пражан.
Роль Бенеша как политика была очевидной и до войны, и во время нее, и в послевоенный период. Поэтому не случайно он был объектом такого заинтересованного внимания со стороны держав, имевших отношение к судьбам Чехословакии, и их разведок.
А в военное время он был объектом повышенного внимания германских спецслужб. Хорошо известен феномен, что сформированное однажды представление о политике долго остается в сознании и в известной мере влияет на отношение к нему. Гитлеровское руководство, почувствовав дыхание своего поражения, делало все, чтобы посеять подозрительность между союзниками по антигитлеровской коалиции, возбудить недоверие к политически значимым фигурам. В «обойму» их спецопераций попал и Бенеш. Об акции, начатой Главным управлением имперской безопасности и продолженной другими службами третьего рейха, мы расскажем для того, чтобы стала ясной необходимость для внешней разведки учитывать и эту сторону дела при анализе материалов из различных источников. Важно было обеспечить адекватное восприятие политического деятеля теми, для кого собственно и предназначалась разведывательная информация, а следовательно, вычленять из массы разноплановых сообщений направленную информацию и дезинформационные сведения.
Начнем с ключевого документа, переросшего в довольно интенсивную переписку рейхсфюрера СС Гиммлера и министра иностранных дел Германии Риббентропа с подключением к делу их аппаратов.
