Шолохов устами Григория услужливо напоминает читателю об уничтожении без суда офицеров:
«– Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли… По твоему приказу стреляли. А? Теперича тебе отыгрывается. Ну, не тужи. Не одному тебе чужие шкуры дубить. Отходился ты, председатель московского Совнаркома. Ты, поганка, казаков жидам продал. Понятно? Ишо сказать?» (II. С. 411).
Христоня умывает руки:
«– Пойдем, стало быть, к коням. Ходу. Нам с тобой тут делать нечего» (II. С. 411).
Казнь Подтелковым офицеров – расправа, казнь казаками Подтелкова – возмездие, – такова установка автора.
Зачем он напоминает эту сцену читателям? Эта сцена написана художественно, с большим умением. Для чего? Для того, чтобы напомнить расправу с офицерами. Казнь Подтелкова Шолохов дает языком почти репортажа, а избиение офицеров описывает так, чтобы вызвать у читателя сочувствие.
Трагическое для автора не в том, что вместе с гибелью экспедиции Подтелкова погибли первые ростки диктатуры пролетариата на Дону, а в том, что «…в Пономареве пыхали дымками выстрелы: вешенские, каргинские, боковские, краснокутские, милютинские казаки расстреливали казанских, миулинских, раздорских, кумшатских, баклановских казаков» (II. С. 411).
Это разве классовая борьба? Ведь на Дону мы видим классовую борьбу. Как же представляет это себе Шолохов? У него вешенские и прочие казаки расстреливали раздорских и иных казаков.
Гибель экспедиции Подтелкова дана не как захват окруженных со всех сторон озверевшим и обманутым казачеством, во главе с офицерами, немногочисленных бойцов экспедиции, а как крах тех идей, за которые Подтелков боролся. За Подтелковым следовала лишь «незначительная» часть команды. Когда Бунчук пытался убедить казаков прорваться с боем к железной дороге, то он получал следующий ответ:
«– Иди воюй, Аника, а мы с родными братьями сражаться не будем.
– Мы им и без оружия доверяемся.
– Святая пасха, а мы будем кровь лить» (II. С. 392). Все эти моменты выпячены, конечно, не случайно. Связь между казаками, как родными братьями, побеждает ту классовую борьбу, которая происходила на Дону. Движение против Подтелкова и против большевиков автором изображено, как казачье движение мигулинских и прочих казаков, а на самом деле это движение было организовано донским дворянством вместе с германским империализмом.
К Шолохову или к кому бы то ни было, поскольку он касается истории и хочет осветить исторические события, мы вправе предъявить требование, чтобы он придерживался исторических фактов. Что происходило в этот период на Дону? Почему здесь были свергнуты советы? Основным моментом было наступление германских войск. Офицеры организованно разъехались по всему Дону, организовали «Советы обороны», объединяли кулацкую часть казачества и потом обрушились на красногвардейские отряды. Здесь не «казачество» стихийно поднималось против «большевиков», это не всенародное казачье восстание, а восстание, организованное дворянством и кулачеством при большой поддержке немцев. Мы знаем факты, когда немцы рука об руку с белыми наступали против красных. Этих моментов у Шолохова нет. Например, красногвардейские отряды Шолохов описывает так, что там были китайцы, а между тем он совершенно затушевывает участие у белых немцев, которые имели решающее значение. Без немцев власть не была бы свергнута, красные войска ушли из Ростова по требованию немцев. Все эти моменты у Шолохова исчезают, и получается, что казаки стихийно восстали против большевиков и поэтому пала власть советов. Это неверно, такого положения не было.
В выборе и изображении событий, в обрисовке отдельных лиц автор не объективен. Он выпячивает то, что ему нужно, и прячет то, что ему не нужно. Он выразительно, художественно рисует то, что ему нужно. А при описании улиц Ростова при красной власти Шолохов дает стереотип белогвардейских писателей: «Митинговали, лущили семечки, поплевывали в стекавшие по тратуарам ручейки, забавлялись с бабами. Так же, как и раньше, работали, ели, пили, спали, умирали, рожали, любились, ненавидели, дышали солоноватым с моря ветерком, жили, одолеваемые большими и малыми страстишками» (II. С. 331). Мы знаем о Ростове этих дней другое: здесь была провозглашена Ростовская коммуна.
Когда Шолохов описывает избиение офицеров, взятых с Чернецовым в плен, то описывает это художественно. Казнь же Подтелкова описана почти репортерским языком. В обрисовке отдельных персонажей, надо сказать, Шолохов очень умело оперирует описаниями внешности. Иногда, описывая внешность, он аннулирует впечатление от поступков, а описывает поступок, так что вы не знаете, что тут такое. Например, братание Валета на фронте. Оно нарисовано так двусмысленно, что вы скорее склонны думать, что это не сознательный пролетарий подал руку другому пролетарию, а два труса, которые, испугавшись друг друга, разбежались в разные стороны. Когда Шолохов пишет, что Валет сбежал из Красной гвардии по подложной записке, он будто бы намекает на то, что действительно Валет – трус и в братании больше трусости, нежели сознательности. Что касается описаний внешности, то батраки и пролетарии у него нарисованы так с физической стороны, что внушают отвращение.
Но зато Шолохов холуйски почтительно описывает белых генералов – Корнилова, Каледина и прочих – и не менее почтительно называет жену Каледина – Мария Петровна и не жалеет красок для размазывания грязи вокруг Подтелкова и Кривошлыкова. Сцены между Кривошлыковым и «шмарой» подтелковой Зинкой, которая Кривошлыкова называет «подхвостной дрожалкой» и «сопляком», и вся базарная брань дана не случайно. Умолчав о героическом, автор выдвинул на первый план то, что ему было нужно, чтобы морально дискредитировать как Подтелкова, так и Кривошлыкова.
Ведь это пошлятина. А в этот период на Дону развертывался последний акт трагедии.
Очень недвусмысленно высказывает Шолохов свое отношение к красногвардейцам. «Но с трех сторон уже подходили к области колонны красногвардейцев. В Харькове, Воронеже накапливались силы для удара. Висли над Доном тучи, сгущались, чернели. Орудийный гром первых боев уже несли ветры с Украины. Жухлые надвигались на область дни. Гиблое подходило время» (if. С. 213).
Наступление красных означает «гиблое подходило время». Сказано, по-моему, недвусмысленно!
Вот как описывается приближение конца белых и победа красных: «Рушились трухой последние надежды. Смыкала и захлестывала горло области большевистская петля» (II. С. 313).
А мы были уверены и сейчас уверены и писали об этом в своих работах, что горло области захлестывала белогвардейская петля, из которой освободили область большевики! Но у Шолохова выходит наоборот.
