В главе 26 рассказывается о персонаже по имени Арнольд Брейтуэйт. Это хвастун, который веселит местный паб байками о знаменитостях, с которыми, по его словам, он знаком лично. Естественно, никто ему не верит, но хорошо смеется тот, кто смеется последним. После окончания хоккейного матча в Дарроуби несколько игроков — причем многие международного уровня — подходят к Арнольду и пожимают ему руку.
Прообразом Арнольда послужил незабвенный Гарри Балмер. Гарри часто болтался по тирским барам, где всегда находилась публика, готовая слушать его на первый взгляд выдуманные истории. Большинство местных считали его «настоящим фантазером», и мало кто верил, что он «на ты» со многими знаменитостями. Его любимая история была о том, как он одолжил свою биту Лену Хаттону[13], когда тот сломал свою во время тура бросков по калитке в отборочном матче в Хедингли. Гарри с восторгом рассказывал, что великий бэтсмен, набрав больше ста очков, вернул ему биту со словами: «Спасибо, Гарри! Отличная у тебя деревяшка».
Однако местных жителей, которые все время над ним подшучивали, ждал сюрприз. На тирском стадионе должен был состояться крупный хоккейный матч, и Гарри уверял всех, что знает многих игроков, причем некоторые из них — хоккеисты мирового уровня из разных уголков страны. Все были уверены, что теперь-то выведут Гарри на чистую воду, и у многих отвисли челюсти, когда несколько хоккеистов подошли к нему после игры со словами: «Смотрите-ка! Это же Гарри! Как дела, Гарри?» С тех пор никто больше не смеялся над историями Гарри.
Альфу на самом деле нравился Гарри. Он обладал широкими познаниями в крикете и футболе, — а эти темы Альф был готов обсуждать постоянно. Есть фотография Гарри — с откинутой головой и открытым ртом — рассказывающего очередную фантастическую историю в «Трех бочках». Рядом с ним стоит Альф, широко открыв глаза от восторга. По его лицу видно, что он мысленно записывает «заголовок» в свой блокнот.
Рассказ об Арнольде Брейтуэйте — а именно его считают основанным на анекдоте с бородой, — всего лишь еще один пример фактической основы произведений Джеймса Хэрриота. Альф никогда не отрицал, что приукрашивает многие истории, а также часто меняет даты, и спокойно относился к тому, что на многих людей его книги не производят впечатления. Однако он, безусловно, не согласился бы, чтобы его назвали писателем-беллетристом.
Во второй половине 1980-х Альф наблюдал, с безопасного расстояния, неуклонное развитие «индустрии Джеймса Хэрриота». Несмотря на «хэрриотоманию», ему удавалось вести скромный образ жизни, и, за исключением раздачи автографов своим поклонникам (к которым он всегда испытывал благодарность), он мало соприкасался со своим звездным статусом. Альф почти не говорил о своей славе, временами даже казалось, что ему все это до смерти надоело.
У него было много возможностей заработать большие деньги, позволив использовать свое имя на кормах для животных, но он не одобрял эту идею. Альф не проявлял интереса ко всему, что отдавало торгашеским духом, и всякий раз, когда ему предлагали разные варианты увеличения капитала, в его глазах появлялся знакомый застывший взгляд.
Одной из самых поразительных черт моего отца была его «неуловимость». Много раз, когда я говорил с ним, стеклянный взгляд выдавал, что его мысли блуждают где-то в другом месте. Если предмет разговора был ему неинтересен, он в считаные секунды впадал буквально в гипнотический транс, и было бесполезно пытаться восстановить с ним контакт.
Но пелена мгновенно спадала с его глаз при одном только упоминании футбола, — особенно если дело касалось футбольного клуба «Сандерленд». Став обладателем абонемента, Альф не пропускал почти ни одного домашнего матча, и клуб быстро понял, что среди их болельщиков оказалась знаменитость.
В 1991 году, после покупки нескольких акций клуба, Альф получил письмо. Оно очень много для него значило. Директора предлагали ему почетный пост пожизненного президента клуба, «принимая во внимание вашу многолетнюю поддержку и верность, вашу помощь и вклад… Вы получите персональные места в директорской ложе, место на автомобильной стоянке и право посещения „Клуба 100“ на всех домашних матчах… Вы, безусловно, заслужили эту привилегию».
Из всех почестей, которые Альф получал, эта доставила ему наибольшее удовлетворение, но он отказался от бесплатных мест в директорской ложе, предпочитая подбадривать свою команду в толпе других болельщиков, как он делал всю жизнь.
Его футбольная команда всегда доставляла ему много радости. Игра никогда не была скучной, каждый матч имел какое-то значение, так как футболисты «Сандерленда» постоянно сражались либо за победу, либо просто за выживание в конце каждого сезона. В 1992 году Альф с удовольствием следил за игрой «Сандерленда» в финале «Кубка футбольной ассоциации» на стадионе Уэмбли. Он пришел на матч вместе с семьей и друзьями, и хотя команда проиграла «Ливерпулю», для всех это был незабываемый день.
Сейчас клуб переехал на новый стадион в Сандерленде, и председатель правления Боб Мюррей вместе с директорами выделили там комнату, которая называется «Комната Джеймса Хэрриота». Стены украшают портреты Альфа Уайта, есть даже одна фотография времен учебы в Ветеринарном колледже Глазго, на которой он сам играет в футбол. Клуб не забыл известного писателя, который радовался успехам команды на футбольном поле ничуть не меньше, чем собственным достижениям на литературном поле.
После смерти Альфа на северо-востоке Англии вышла статья в газете «Санди Сан», которая заканчивалась словами: «Это был истинный ценитель футбола, который действительно понимал, какая мука и какое счастье быть болельщиком „Сандерленда“. Добрый, внимательный человек, который любил все создания — большие и малые… и все создания — красно-белые».
В конце 1980-х и начале 1990-х Альфа осыпали новыми почестями. В 1987 году Американское общество защиты животных решило учредить ежегодную награду его имени, которую вручали человеку, проявившему заботу и сострадание к животным.
В апреле 1989-го Альфа пригласили выступить на конгрессе Всемирной ассоциации ветеринарии мелких животных, который в тот год проходил в Харрогите. Это была большая честь, от которой Альф не мог отказаться, — к тому же не надо было далеко ехать, — однако мысль о том, что он будет выступать перед своими учеными коллегами со всего мира, приводила его в трепет. Но Альф не ударил лицом в грязь и, в свойственной ему манере, произнес речь, в которой сдержанно упомянул о своей жизни ветеринара. Скромная речь не помешала ему стать звездой этого конгресса. В вопросах, связанных с последними достижениями в современной ветеринарной практике, он не мог тягаться с коллегами, но, как понимал каждый присутствующий там ветеринар, собственный вклад Альфреда Уайта в повышение престижа профессии не имел себе равных.
