невестой, трудно выразить. Кончилась весна моей счастливой юности, наступила новая, трудная жизнь с разбитым так рано сердцем…» И он не склонен был считать их отношения гаремным приключением: «Что бы со мной в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости». Так он попрощался с нею в 1894 году, когда была объявлена его помолвка с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской.
Император Александр II, как мы знаем, не только не скрывал свой роман со смолянкой Екатериной Долгорукой, он сделал ее законной супругой и мечтал о возведении княгини в сан императрицы. Любовь его была сильнее традиционного узаконенного правила – жениться на чужестранной принцессе. Роман, достигший своего апогея в парковом павильоне близ дороги в Красное село и презрительно оцененный обществом как праздное увлечение царя, не оказался таковым.
Помните: «Он говорил с нею о самых разнообразных делах, об общем управлении Империей, о дипломатических переговорах, об административных реформах, об организации армии, полиции, о работах министров, придворных интригах, о спорах и неладах в царской семье, обо всем том, что благодаря самодержавию тяжелой ношей ложилось на его плечи… Он боялся унизить себя в их (министров. – Э.М.) глазах, открыв им свои сомнения, тревоги, всю предварительную работу, предшествующую окончательному решению… Ей он даверял вполне. Он понимал, что она существует только для него…».
Речь идет о Екатерине Михайловне Долгорукой и Александре II.
А вот другие отношения, не столь известные. Они сложились между великим князем Гавриилом Константиновичем (внук нашего героя – великого князя Константина Николаевича) и выпускницей балетного отделения Императорского квартального училища Антониной Нестеровской. Балерина жила в маленькой квартире с матерью, почтенной женщиной дворянского происхождения, родом с Кавказа. Перед самой революцией влюбленные решили обвенчаться. На эту свадьбу требовалось разрешение царя, естественно всех близких великого князя. Но никто согласия на венчание не дал. А дядя Гавриила великий князь Дмитрий Константинович заявил, что «венчание может быть тайным, но брак не должен быть признан официально». Николай II говорил в свое время о необходимости разрешения великим князьям и князьям императорской крови вступать в морганатические браки и собирался выработать условия дозволительное™. Но так ничего и не было сделано. И Гавриил с грустью думал о том, что только дед Константин Николаевич, будь он жив, с его искренней натурой все понял бы и не поднимал шума вокруг его романа и романа сестры Татьяны, которая влюбилась в кавалергарда Багратиона-Мухранского, и брак считали тоже невозможным в силу неравнородности, пока не прояснили, что отец Багратиона из царского грузинского рода Багратидов и линия Мухранских в нем старшая. «Всякая любовь сильна…» – любил повторять Константин Николаевич слова своего друга, писателя Ивана Александровича Гончарова, сотоварища по экспедиции фрегата «Паллада».
Венчание все же состоялось в церкви ев. Царицы Александры в Петербурге. Потом произошла революция, и никакой выгоды (в чем всегда подозревают женщин из «гарема»), кроме бед от жизни с императорским высочеством, маленькая балерина не имела. Началась охота на Романовых. Балерина могла мужа оставить. Но Антонина, подвергая себя опасности, бросается в борьбу за его жизнь. Говорят, что великого князя Гавриила Константиновича спас Горький. Пользуясь плохим состоянием здоровья великого князя, писатель сумел помочь ему выехать на Запад. Это так. Но заслуга в спасении Гавриила принадлежит и его жене. Она пошла к Керенскому, который ей сказал: «Немцы не пойдут, голод всюду одинаков, а большевики – сплошная ерунда… Куда же вам ехать? Франция, Англия, Япония вас не примут, в Швеции, Дании колеблется трон, остается только Норвегия, куда вы можете ехать свободно. Вечером с министрами обсудим вопрос о Романовых…» Пока обсуждали вопрос, пришли большевики. Начались аресты и высылки великих князей. Антонина бросается к Урицкому. «Ваш муж арестован и может отправляться в тюрьму», – говорит он, предлагая выбрать по вкусу Кресты или Предварительный дом заключения на Шпалерной. Последующее время Нестеровской проходило между тюрьмой и ЧК. Через знакомых она выходит на Горького и просит его написать письмо Ленину в защиту больного туберкулезом великого князя Гавриила. Горький пишет письмо. Ответ должен был привезти Луначарский. Но в Петербурге убивают Урицкого. И всех заключенных объявляют заложниками. В газетах появляются списки с их фамилиями. В первой группе – имя Гавриила Романова. Пришлось начинать все сначала. И все-таки наступил день, когда Нестеровская добилась освобождения мужа. Зиновьев по просьбе Горького выдал великому князю разрешение на выезд из России. (То же самое Горький сделал для семьи ее императорского высочества великой княгини Леониды Георгиевны. Писатель начинал свою литературную деятельность в Тифлисе. Одновременно там всходила звезда Шаляпина. Семья отца Леониды Георгиевны, главы царского дома Грузии, князя Георгия Александровича Багратиона, помогла им обоим в трудный момент их молодости. Поступок Горького был выражением его благодарности, считает Леонида Георгиевна.)
Балерина Императорского театра сама везла в ручной тележке – лошадей было не достать – больного мужа от Белоострова до границы Финляндии.
А в Петропавловской крепости уже гремели выстрелы.
Но вернемся к нашей истории. Дед Гавриила, великий князь Константин Николаевич, как читатель уже понял, тоже влюбился в балерину из «придворного гарема». Какими же они были, эти балерины? Воспитанницы балетного училища так же как воспитанники Пажеского корпуса, являлись частью царского окружения и принадлежали к привилегированному миру. Всегда хорошо одетые, прекрасные: воспитанные, они получали основательное образование – курс по полной гимназической программе. Они представляли собой актеров чисто русского воспитания, для которых – певцов ли, музыкантов, трагиков, балетных артистов – виртуозная техника средство, а не цель. Они должны были знать, от чего надо оттолкнуться в творческом порыве. (Ф. Шаляпин, прежде чем сыграть Бориса Годунова, обращался к историку В. О. Ключевскому.) И потому в основе технико – художественного достижения лежало усилие интеллектуальное и духовное. И жест становился «движением души, чувствованием, параллельным слову». Русским художественным учреждениям, готовившим артистов-лично-стей, к тому времени– было лет 170 (сегодня русской балетной школе 240 лет, американская дотягивает до 40). Такое воспитание и определило мировосприятие нашей героини. Ее звали Анна Васильевна Кузнецова. Она была дочерью актера-комика Каратыгина и белошвейки. Окантованные синим бархатом старинные фотографии, хранящиеся в архиве Татьяны Юрьевны, свидетельствуют о редкой красоте этой женщины. Но ничем выдающимся или скандальным она в обществе не привлекла к себе внимания. Потому бесполезно искать ее имя в литературе даже специальной, посвященной любовным связям царского дома. Анна пережила все трудности поступления в театральное училище, его жесткие требования и дисциплину, подчиняясь строжайшим правилам обособленного балетного мира, видела жизнь в окошко старомодной, знаменитой в Петербурге «зеленой кареты», которая возила юных балерин на спектакли
