236
Публикуется впервые.
В 1842 г. приезжал в Сибирь для ревизии сенатор Ич. Ник. Толстой, который помог И. Д. Якушкину в его борьбе за со «здание школ для Сибири (см. сб. «Декабристы», 1955, стр. 314). В 1827 г. ездил в Сибирь сенатор Б. А. Куракин. Последний сообщал Бенкендорфу, в донесении от 18 ноября 1827 г., о встреча в Томске с декабристами, отправленными на каторгу. Пущин якобы «тронул» сенатора «очень искренним признанием в том, что он заслужил свою участь, и своей скорбью при мысли о родителях». Он просил Куракина передать письмо его отцу. Тот взял письмо и переслал его Бенкендорфу (сб. «Декабристы», 1925, стр. 123 и сл.).
Публикуется впервые.
Николай I разрешил семейным декабристам отправлять детей в Россию для определения в учебные заведения с возвращением им дворянства, но требовал, чтобы они не назывались фамилиями отцов. Все, кроме В. Л. Давыдова, отказались воспользоваться этой царской «милостью».
Публикуется впервые.
Теща И. Д. Якушкина – H. Н. Шереметева; его жена, А. В. Якушкина, добивалась разрешения поехать к нему в Сибирь. Николай I сначала дал разрешение, Якушкина не могла им тотчас воспользоваться, а затем царь не позволил ей ехать в Сибирь. Подробности – в книге И. Д. Якушкин, Записки, 1951.
В Тобольске жил тогда душевнобольной Н. С. Бобрищев-Пушкин.
Публикуется впервые.
Публикуется впервые.
Астральный дух – мистически настроенный П. С, Бобрищев-Пушкин.
Шалберить – повесничать.
В Сибирь приезжал для ревизии Н. И Пущин, занимавший видное место в министерстве юстиции. За несколько дней до комментируемого письма В. К. Кюхельбекер писал И. И. Пущину: «Друг Жанно! Твой брат у меня в келье: с каким наслаждением я его вижу, с каким удовольствием слышу его голос и что это все во мне воскрешает!» (16 августа 1842 г.) А наследующий день, 17 августа, Кюхельбекер записал в Дневнике: «Вчера у меня был такой гость, какого я с своего свидания с Maтюшкиным еще не имел во все 17 лет моего заточения, – Николай Пущин!.. Душа у него та же – Пущинская, какая должна быть у брата Ивана Пущина». Н. И. Пущин виделся тогда и с другими декабристами. Ф. Б. Вольф писал об этом свидании И. И. Пущину: «Какая мне была радость обнять вашего брата, доброго, уважаемого, как вы. Я с ним провел несколько дней, и последнюю ночь ночевали у меня и беседовали, как будто бы были петровские товарищи: одним словом, я вполне наслаждался вашим счастьем. Мне казалось, как неизъяснимо сладостно должно вам было быть – обнять в глуши Сибири брата и такого доброго брата. Как он вас понимает!» (Октябрь 1842 г.)
Публикуется впервые.
Факультетом Пущин называл врача.
Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября письмо – от своего крестного сына Миши Волконского: «Очень, очень благодарю тебя, милый Папа Ваня, за прекрасное ружье… Прощай, дорогой мой Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит. Мама свидетельствует тебе свое почтение… Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).
Публикуется впервые.
В Кургане были в это время на поселении декабристы Н. В. Басаргин, Ф. М. Башмаков, А. Ф. Бригген, И. С. Повало-Швейковский, Д. А. Щепин-Ростовский.
Публикуется впервые.
Публикуется впервые.
Сообщение о кончине жены Малиновского – Марии, сестры Пущина.
На нее – на М. И. Малиновскую, которая долго болела.
Крестьянский вопрос занимал Пущина еще во время его деятельности в московской управе Северного общества декабристов. Думал он об уничтожении крепостничества во время сибирского изгнания. Интересные высказывания Пущина по этому вопросу сохранились в его неизданных замечаниях на Записку М. А. Фонвизина по поводу указа 2 апреля 1842 г. о временнообязанных крестьянах. В письме от 14 июня 1842 г. Фонвизин просил Пущина прислать свои замечания на проект Записки, которую он хотел отправить министру П. Д. Киселеву, ведавшему при Николае I крестьянскими делами. Из заметок Пущина, являющихся поправками к Записке Фонвизина и сохранившихся в его бумагах, выбираю наиболее связные, характеризующие его социально-политические взгляды (ЦГИА, ф. 279, оп. I, № 296).
«В начале нынешнего столетия покойный император Александр I, движимый чувством просвещенного человеколюбия, положил начало важному преобразованию в нашем отечестве. В 1803 году он издал положение о свободных хлебопашцах, дозволяющего дворянству увольнять крестьян своих с уступкою им в собственность части помещичьих земель за вознаграждение, определенно? взаимным условием, которое утверждается верховною властию. Но этот первый в нашем законодательстве опыт освобождения крепостных целыми селениями, к сожалению, не имел желаемого успеха – вероятно, потому, что дворянство неохотно соглашается на отчуждение наследственной вотчинной собственности, требуемое положением 1803 года… В нынешнем [1842] году, в дополнение правил, постановленных в положении о свободных хлебопашцах… правительство принимает на себя утверждение новых добровольных отношений… Известно, что дворянство владеет вотчинами во всех губерниях, кроме сибирских, северных, где дворяне-владельцы составляют чрезвычайно малое и незначительное исключение… В губерниях остзейских крепостное состояние совершенно уничтожено, отменено… В некоторых оброчных вотчинах заведены крестьянами разного рода фабрики и заводы… Не смею говорить о том, каково обращение некоторых помещиков с своими крестьянами и до какой степени доходят иногда злоупотребления их власти. Тут встречаются картины до того ужасные, что с трудом можно решаться ил описывать: забыт голос природы и человечества. Безнаказанно совершаются неистовства, противные религии, нравственности и чести. Под мраком неизвестности страдают и гибнут жертвы владельца, считающего все созданным для его прихоти. Всякий на своем веку слыхал или видал такие случаи, которые невольно омрачают мысль и заставляют желать скорого изменения, которое защитило бы бедный класс…» По поводу намеченных Фонвизиным мер к постепенному освобождению крестьян Пущин предлагал заявить в Записке: «Принятием этих мер распространится благотворное действие указа 2-го апреля [1842]; утешительная надежда для верных сынов отечества! С этим убеждением я предлагаю мысль мою на усмотрение людей опытных и облеченных властию. Счастлив буду, если в моих размышлениях найдется что-нибудь полезное…»