Шаляпин Ф. И.
Страницы из моей жизни.
Книгу о своей жизни Ф. И. Шаляпин написал так же искренне, сердечно и талантливо, как пел. Помог ему в этом любимый друг Алексей Максимович Горький. Она увлекательна с первых же страниц и интересна самому широкому кругу читателей.
Комментарии Е.А. Грошевой, по сути, небольшая документальная повесть, дополняющая рассказ великого певца о времени и о себе через воспоминания современников.
Текст печатается по изданию: Ф.И. Шаляпин. В трех томах. Т. I. М., Искусство, 1976.
Предлагаемые читателю «Страницы из моей жизни» Ф.И. Шаляпина имеют свою историю. Почти с самого начала выступлений Шаляпина на сцене Русской частной оперы в Москве (в просторечии называемой «Мамонтовской» по фамилии ее создателя, крупного промышленника и мецената С.И. Мамонтова) стало возрастать внимание общественности к молодому певцу. Триумфальные успехи артиста, особенно заявившего себя выдающимся художником в опере Н.А. Римского-Корсакова «Псковитянка», в которой Шаляпин создал неповторимый образ Ивана Грозного, вызвали всеобщее восхищение его гениальным талантом. Сам автор «Псковитянки» высказался о Шаляпине как о несравненном создателе столь сложного образа. А В.В. Стасов – широко известный критик, публицист, пропагандист «Могучей кучки», услышав Шаляпина, восторженно воскликнул: «Одним великим художником стало больше!»
В это время Шаляпину было всего 25 лет!
Передовые деятели русской культуры и искусства сразу подняли на щит юного артиста, признав его как ярчайшего новатора в области сценического реализма. Так же оценили певца и зрители, толпами рвавшиеся на шаляпинские выступления как в опере, так и в концертах.
«Ф. Шаляпин – лицо символическое; это удивительно целостный образ демократической России…» – писал А.М. Горький, ставший самым близким и дорогим для Шаляпина другом.
Столь же быстро нарастал и интерес прессы к певцу. Огромное количество статей и высказываний маститых авторов, множество интервью и различных заметок, его портреты в жизни и в ролях заполонили газеты и журналы.
Но не дремали и реакционные круги, «желтые», бульварные газетенки, частенько раздувавшие нелепые басни, всякого рода сплетни и небылицы о певце. На самом деле ряд так называемых «скандалов» Шаляпина обычно были вызваны неприятием им трактовок той или иной оперы или партии, отдельных дирижеров и исполнителей.
Возможно, подобные обстоятельства сыграли определенную роль в том, что по инициативе Горького летом 1916 года, уединившись в Форосе (Крым) и пригласив с собою стенографистку, оба друга начали работу над автобиографией Шаляпина. Просто и правдиво, без каких-либо прикрас артист вспоминал о своем бедном, даже нищем детстве, раннем увлечении искусством, первых шагах на сцене, работе в театрах, а Горький редактировал запись, может быть, не очень стройного рассказа Шаляпина, внося некоторую толику и от себя. Так родились «Страницы из моей жизни».
В результате уже в 1917 году в журнале «Летопись» (№ 1 – 12) была опубликована первая половина «Страниц», включая встречи Шаляпина со Стасовым.
Поначалу родилась мысль дать от имени артиста небольшое предисловие к его «Страницам», но по каким-то соображениям оно не вошло в книгу. И текст предполагавшегося предисловия спустя много лет был опубликован в начале комментария к первому тому двухтомника «Ф.И. Шаляпин» (1957 г.).
Однако ныне составитель счел уместным дать это предисловие, как и предполагалось ранее, перед «Страницами из моей жизни».
Что же касается второй части «Страниц» (завершающихся рассказом Шаляпина о своем возвращении в Россию из-за границы в связи с началом Первой мировой войны), то ее своевременному выходу в свет помешали революционные события 1917 года. Впервые эта часть была опубликована в том же двухтомнике по рукописи Горького (хранящейся в архиве писателя) *.
></emphasis>
* Полный текст рукописи имелся также и у Шаляпина.
Составитель счел также уместным приобщить к данному изданию «Страниц» завершающий текст книги, продиктованный Шаляпиным во время пребывания в Америке в середине 20-х годов и до недавних пор незнакомый нашим читателям. Данный текст (как и несколько небольших фрагментов, дотоле также нам неизвестных) взят здесь в квадратные скобки. Это дополнение вошло в «Страницы» при их публикации на английском языке в Нью-Йорке, в 1926 году. Редактором американского издания стала Катарина Райт, «юная леди», как называл ее Шаляпин, добровольно взявшая на себя секретарские обязанности при певце и из преданности ему даже выучившая русский язык. В данном издании вышеуказанные дополнения приводятся в переводе на русский язык по книге: Ф. Шаляпин. Страницы из моей жизни, Л., 1990.
«Я считаю нужным предупредить читателя, что автобиография написана и печатается мною не в целях саморекламы, – я вполне достаточно и всюду рекламирован моею четвертьювековой работой на сценах русских и европейских театров.
Я написал и печатаю правдивую историю моей жизни и не в целях самооправдания.
Мне хочется, чтоб книга моя внушила читателям несколько иное отношение к простому человеку низов жизни, возбудила бы больше внимания и уважения к нему. Я думаю, что только внимание и уважение к ближнему может создать для него те условия, в которых он, с наименьшим количеством бесполезно затраченной энергии, привнесет в жизнь наибольшее количество красивого, доброго и умного.
Вот искреннее мое желание.
Я знаю: никто не поверит мне, если я скажу, что не так грешен, как обо мне принято думать. И если порою у меня невольно вырывалась жалоба или резкое слово – я извиняюсь. Что делать? Я – человек и чувствую боль, как все.
Я написал эти, может быть, скучные страницы для того, чтоб люди, читая их в это трудное время угнетения духа и тяжких сомнений в силе своей, подумали над жизнью русского человека, который хотя и с великим трудом, но вылез, выплыл с грязного дна жизни на поверхность ее и оказал делу пропаганды русского искусства за границей услуги, которые нельзя отрицать.
Забудьте, что этого человека зовут Федор Шаляпин, и подумайте о тех сотнях и тысячах, которые по природе своей даровиты не менее Шаляпина, Горького, Сурикова и множества других, но у которых не хватило сил победить препятствия жизни, и они погибают, задавленные ею, может быть, каждый день.
На этом я кончу.
В книге моей много недосказано, о многом я нарочито умолчал. Это сделано не из желания спрятать себя, – я ведь не исповедовался, а рассказывал, это сделано по силе некоторых внешних причин, и пока я лишен возможности устранить их своей волей.
Я просил бы верить, что мне нет надобности кривить душою, прятать свои недостатки, оправдываться и вообще выставлять себя лучше, чем я есть».
Помню себя пяти лет.
Темным вечером осени я сижу на полатях у мельника Тихона Карповича, в деревне Ометовой, около Казани, за Суконной слободой. Жена мельника, Кирилловна, моя мать, 1 и две-три соседки прядут пряжу в полутемной комнате, освещенной неровным, неярким светом лучины. Лучина воткнута в железное держальце – светец; отгорающие угли падают в ушат с водою, и шипят, и вздыхают, а по стенам ползают тени, точно кто-то невидимый развешивает черную кисею. Дождь шумит за окнами; в трубе вздыхает ветер.
Прядут женщины, тихонько рассказывая друг другу страшные истории о том, как по ночам прилетают к молодым вдовам покойники, их мужья. Прилетит умерший муж огненным змеем, рассыплется над трубою избы снопом искр и вдруг явится в печурке воробышком, а потом превратится в любимого, по ком тоскует женщина.
Целует она его, милует, но когда хочет обнять – он просит не трогать его спину.
– Это потому, милые мои, – объясняла Кирилловна, – что спины у него нету, а на месте ее зеленый огонь, да такой, что коли тронуть его, так он сожгет человека с душою вместе…
