class="empty-line"/>
Андрей Машнин:
Паломничество в котельню продолжалось до конца дня 19 августа, хотя и ночью стучали в дверь постоянно. И потом остаток лета, и осень, и зиму, и следующее лето. Мы с первого дня к ним относились терпеливо и сочувственно, но скоро все стало обрастать натуральным свинством. Чем дальше, тем хуже. Первые были нормальные. Потом процент стал смещаться в пользу идиотов, истеричек, любителей моды и сувениров. Назывались они у нас некрофилами. В итоге внутрь я уже редко кого-то пускал. Заходит девица, например. Вроде, тихая. Посмотреть. Хорошо. Доходит до дверей – и тут бросается к стенке и начинает биться об нее лбом со всей силы. И орет мне: «Отдай Витю!!!». И опять – бум! бум! Ну, и воровство. Просто как саранча. Все, что под руку попадется. Угля растащили пару тонн точно. Это ладно, нам его тогда привозили в достатке. Но ведь и инвентарь потащили. То лопату, то кочергу, дошло до того, что заслонку с котла оторвали. Из комнаты перли все подряд – любые бумажки, гвозди, спички, все, что просто являлось предметом с «Камчатки». У нас весь шкафчик был забит барахлом типа старых ключей, замков, ниток, гаек. Все растащили. Я потом уже стал с помойки приносить всякий хлам, просто чтобы людям приятное сделать. «Сапоги Цоя» кому-то подарил, по одному, правда, 39-го размера. Но все были рады. Угольная куча у входа тоже была цветами завалена. Очень странная картина. Зато с сигаретами проблем не было, посетители оставляли их у котлов россыпью.
То же самое, о чем вспоминает Белишкин, происходило и у Арбатской стены Цоя. С августа и до самых заморозков у Стены постоянно дежурили подростки. Потом, после сорока дней, народу, конечно, поубавилось, остались только самые стойкие. И тем не менее Стена существует по сей день.
Юлия Данилова, поклонница группы «КИНО»:
В сентябре впервые прихожу к стене Цоя на Арбате. Кругом появляются буквально кровоточащие надписи на стенах «ЦОЙ ЖИВ!». В начале 91-го покупаю последний подарок от Вити, его привет с того света, винил «Черный альбом», в комплекте с желтым пакетом и постером. Плачу то ли 24, то ли 25 рублей. И это официальная цена, видимо, с рук альбом шел еще дороже. Несмотря на высокую цену, альбомы буквально сметают с полок музыкальных магазинов. И это в той стране, когда проезд на метро стоил еще «пятачок»… В июле 91-го года еду с мамой в Питер, посещаю БК, там еще не было основного памятника. Потом, на ноябрьские праздники этого же года, мы с подружкой опять попадаем на кладбище, видим великолепный памятник, поминаем Витю. Долго не можем уехать из Питера, осенние каникулы, билетов нет в продаже. А мы только рады этому обстоятельству, попеременно ночуя то на Московском, то на Финляндском вокзалах. Это несмотря на то, что нас ожидает и работа, и учеба. Абсолютно неизгладимое впечатление в 91-м году на меня производит еще и двойной винил «Алисы» «Шабаш», посвященный не только Саше Башлачёву, но, видимо, и Вите Цою в какой-то степени. «…Визг тормозов, музыка крыш. Выбор смерти на свой риск и страх». В том же 91-м году, опять же с проклятым опозданием, я узнаю о гибели Янки, на барахолке с рук покупаю ее пластинку «Не положено», слушаю ее совместно с СашБашем. В моей душе им отведена специальная ниша, которую никто и никогда уже не сможет занять. Вот почему-то двух этих любимых людей я начинала слушать уже посмертно. Грустно и больно как все это… В августе 91-го года, не успев толком оплакать Витину гибель, узнаю о трагической случайности с Майком Науменко. Ну что же за дела на этом свете творятся-то?! «До скорого, брат. Возможно, окончен бой, рок-н-ролл отзывает своих солдат домой…»
Из воспоминаний поклонницы группы «КИНО»:
В 90-м мне было 15. Слушали его песни на кассетниках с пацанами во дворах на полную громкость, за что, наверное, были прокляты всеми бабками, сидящими круглосуточно на скамейках. Рыдала белугой, узнав о его смерти (один из очень немногих случаев, когда вообще рыдала). Сейчас мне 40, слушаю до сих пор. Особенно, когда совсем хреново. Очень… безумно жаль, что ушел так рано…
* * *
Узнала о гибели Цоя в Севастополе. По ТВ шел сборный концерт, и в нем участвовала группа «КИНО». – Вот на чей концерт я бы с удовольствием пошла еще раз! Обязательно пойду, только бы приехали! – сказала я. И в это время на экране надпись: погиб…
Анастасия Мурзич, журналист:
Цой погиб. Его смерть неожиданно объединила малолеток-одиночек, и стало совершенно не стыдно вместе со всеми слушать любимую музыку, читать стихи, говорить, что болит, если любишь… Мне было 15 лет. Мы шли по городу шумным шествием, с плакатами и цветами, приставали к прохожим – собирали деньги на памятник Цою… Мы были совершенно искренни в своем порыве. На собранные деньги мы купили два траурных венка. Один из них мы опустили в воду реки, на берегу которой стояла гостиница «Калининград», где обреталась группа «КИНО» во время гастролей в нашем городе, а второй венок мы повезли в Питер, на сорок дней.
Ольга Лехтонен:
1990 год, мне 13 лет, на улице середина августа. От своих подружек я узнаю о гибели Виктора Цоя. О нем самом я знаю, что он страшно популярный певец, что его слушают все кому не лень, даже мои одноклассники, с которыми я в «контрах». И ничего больше. Ни единого слова из его песен. Но то, что я вижу вокруг, впервые глубоко трогает меня. Безумная боль, которая кругами расходится по нашему городу, по всей стране. Искаженные лица прохожих, слезы, умолкшая музыка, стихшее веселье. Лето оборвалось. Да что там лето – для многих жизнь кончилась. Небо померкло, мир стал черно-белой ловушкой без выхода, без воздуха… Я помню, как, обнявшись, плакали афганцы, молодые поседевшие парни, повидавшие на своем веку весь мыслимый и немыслимый ужас. Потом я встречала их с гитарой в центре города. На них были черные футболки… Подруга рассказывала, что на территории пионерского лагеря, в котором она тогда отдыхала, постоянно орало радио. Новость о смерти Цоя прогремела над головами во время вечерней линейки. Несколько девочек потеряли сознание, начался переполох. До конца сезона (который только начался) были отменены все дискотеки, ребята носили на руке черные повязки. Их никто не принуждал, не заставлял – это был искренний взрыв горя, настоящий траур… День авиации, 19 августа, был безнадежно испорчен. Это был день Витиных похорон.
Искренность и глубина горя окружающих меня людей вызвали в
