Периодами А. Я. мог приостанавливаться в работе, чрезвычайно долго обдумывал свои замыслы, и это создало ему репутацию кунктатора [медлительного, нерешительного человека. – Сост.]. Большинство своих картин он писал, действительно, очень медленно, предпочитая и для портретов частые, но краткие сеансы на большом промежутке времени, оттого многие его портретные работы остались неоконченными.
Все свои картины Головин писал темперой и пастелью. Масляных красок он не любил, находя, что картины, написанные маслом, имеют неприятный „клеенчатый“ блеск. Впрочем, клеевые краски были для него, так сказать, „профессионально обязательны“, так как именно этими красками пишутся, как известно, театральные декорации…Палитрой он не пользовался, а держал необходимые краски на двух-трех блюдечках. Писал он очень небольшими кистями, делая маленькие мазки. Даже подмалевки он делал небольшой кистью. Пройдя темперой всю картину, он затем прорабатывал ее пастелью и снова возвращался к темпере, чередуя мазки краскою штрихами пастельных карандашей.
…Каждый головинский эскиз декораций был вполне законченной станковой вещью (в отличие от беглых набросков, которые делают большинство других декораторов), и прав был К. С. Станиславский, когда, осматривая в 1927 году театрально-декорационную выставку в Академии художеств, восхищенно заметил по поводу работ Головина: „Замечательно, что любой эскиз Головина одинаково приемлем и для большой столичной сцены, и для маленького театра, и вместе с тем это вполне музейная вещь“» (Э. Голлербах. Встречи и впечатления).
ГОЛОУШЕВ Сергей Сергеевич
псевд. Сергей Глаголь, De Sergy;18.2(2.3)1855 – 15.7.1920
Прозаик, искусствовед, журналист; по профессии врач. Член литературного кружка «Среда». Участвовал в выставках Товарищества передвижников. Книги «Очерк истории искусства в России» (М., 1913), «М. В. Нестеров: Жизнь и творчество» (М., 1914).
«Зрелый и хороший ум его охватывал и анализировал явления, а горячее сердце, склонное к увлечениям, дополняло это понимание любовью к явлениям, самой искренней, молодой и настоящей, оттого и все его работы, театральные статьи, художественные оценки, монография [о] художник[ах] и его студийные лекции по театральному искусству – все это полно увлечения, заражающего читателя, а еще более слушателя. Особенно увлекателен он был как оратор и менее всего заметен как беллетрист.
…Высокого роста, худой, с широкими, несколько приподнятыми плечами, с русой бородкой, начинающей седеть, с высоким лбом и длинными, закинутыми назад русыми волосами, тоже не без серебряных нитей, почти всегда в длинном триковом сюртуке, который он носил обычно нараспашку; что-то красивое и что-то некрасивое было одновременно в его лице; в небольших серых и чуть раскосых глазах, особенно когда он смеялся, вспыхивало хитрое выражение, чего, однако, на самом деле не было совершенно ни в его натуре, ни в характере, ни в его отношениях к людям. Это был очень доброжелательный, очень милый, ко всему способный и талантливый человек, всем увлекающийся и многому легко поддающийся» (Н. Телешов. Записки писателя).
«Энергичный „средовец“ С. Голоушев: высокий, с седеющей гривой волос, с бородою густою и серою, с мягким наскоком, с тактичным огнем; ритор, умница, точно гарцующий спором, взвивался, как конь на дыбы; затыкал всех за пояс» (Андрей Белый. Начало века).
«Сергей Сергеевич Голоушев был человеком немолодым. Высокий, с красиво посаженной головой, густые, крутой волной лежащие волосы – черные, с белыми нитями. Бурная, широкая и внезапная жестикуляция и порывистые движения. Во время лекции он то садился, то вскакивал. Глаза черные. Голос – красивый баритон (так говорили и добавляли: хорошо поет цыганские романсы). Очень остроумный. Смешными рассказами или забавными сравнениями он вколачивал в нас знания скелета и мышц, с бешеной скоростью иллюстрируя их рисунками мелом на доске.
У него на лекциях не задремлешь! Внезапно он вызывал ученика к доске. Когда мы изучили скелет, он проверял наши знания на наших же рисунках. В них мы должны были „врисовывать“ скелет. Получались смехотворные результаты: кости, пронзая мышцы и кожу, вылезали за контур рисунка или их не хватало для той или иной части тела. Голоушевский метод разоблачал кажущийся хорошим благодаря тщательной тушевке анатомически неверный рисунок. Мы очень любили такие уроки, они проходили под хохот и были очень полезны» (Вал. Ходасевич. Портреты словами).
«В юности, сидя на козлах, мчал Веру Засулич из суда в карете, спасая ее. Побывал в „местах не столь отдаленных“ ссыльнопоселенцем. Политическую „левизну“ свою там и оставил. Занялся живописью. Дружил с Серовым, Левитаном и Коровиным. В Третьяковской галерее есть его этюд лошади. Стал писать. Лечил дам. Статьи печатал и о живописи, о театре, о литературе…Жил холостяком. Всегда к кому-нибудь пылал. Да женщинам и не мог не нравиться, если б и захотел – что-то изящное и суховато-мужественное в нем было, и безупречное, и бескорыстное. Он много говорил, слегка даже витийствовал, то собирал, то распускал морщины на остроугольном лице и широким жестом откидывал волосы седеющие. Но как принять его за старика! Вот умер старым, а в памяти остался молодым.
…В Сергеиче была какая-то неаккуратность и забывчивость, барски-просторная рассеянность. Это касалось, впрочем, мелочей. Если же в беде нужна поддержка, нужно через всю Москву ехать к больному – этого Сергеич никогда не забывал. Много людей московских, из которых первый я, добрым словом помянут бессребреника.
А жизнь его была полет сумбурный, в этом основная черта натуры: не было центра, точки, куда била бы вся сила его существа. Дилетантизм – вот слово, говорящее о несобранности души, о ее некотором распылении. Сергеич все умел делать, от гинекологии до гравюры, и все делал даровито, замечательно же ничего сделать не мог, ибо безраздельно ничему не отдавался. Его след не начерчен в истории ни одной из тех деятельностей, коими он занимался. В нем, в его вкусах, жестах, картинности, доброй беспорядочности – Русь, Москва» (Б. Зайцев. Москва).
16(28).1.1864 – 7.9.1927
Скульптор. Ученица С. Иванова и С. Волнухина, В. Беклемишева, Ф. Коларосси и О. Родена. С 1898 участвовала в выставках объединений «Мир искусства», «Союз русских художников», «Московский салон» и др. Ее произведения экспонировались в Париже (1899), Риме (1911), Мальме (1914), Нью-Йорке (1924). Скульптуры и скульптурные портреты «Железный» (1897), «Идущий» (1903), «Раб» (1909), «Сидящий» (1912), портреты Андрея Белого (1907, гипс), А. Толстого (1911, дерево), А. Ремизова (1911, дерево), В. Эрна (1911, дерево, Третьяковская галерея), Л. Толстого (1927, бронза), В. Иванова (1914, гипс) и др.
