— Очень больно, сэр?
— Да, но более получаса это не продлится.
Подобно Бэрку, капитану Харди трудно было смириться с тем, что надежды никакой не осталось, и, когда Битти, проведя очередную операцию, вернулся к Нельсону, он оптимистически заметил: все еще может повернуться в другую сторону.
— Да о чем вы? — Нельсон даже не дал возможности врачу ответить. — Ни малейшей надежды. У меня прострелена спина. Битти вам лучше объяснит. Знаете, мистер Битти, ниже груди я ничего не ощущаю, как будто все соки ушли, пальцем пошевелить не могу.
В тот момент Битти позвали к очередному раненому, хотя, как он сам говорил, двое других врачей с помощниками вполне могли бы справиться и без него. Несколько минут спустя он вернулся.
— Это я позвал вас, мистер Битти, — проговорил Нельсон, — совсем забыл сказать: ниже груди ничего не ощущаю, пальцем пошевелить не могу.
— Вы уже сообщили мне об этом, милорд, — откликнулся Битти, и, желая хоть как-то успокоить умирающего, принялся осматривать нижнюю часть тела. Но Нельсон остановил его:
— Не надо, Скотт и Бэрк уж пытались… Совсем немного мне осталось, уж вы лучше любого другого все понимаете. Уж вы-то знаете — мне конец.
— Милорд, — с трудом проговорил Битти и, едва сдерживая чувства, отвернулся, — к несчастью для нашей страны, помочь вам нечем.
— Знаю, — прошептал Нельсон. — Чувствую, как в груди что-то поднимается и говорит, что мне конец… Слава Богу, долг свой я выполнил…
И в ответ на вопрос, сильно ли болит, сказал:
— Да, скорее бы умереть.
И еще добавил с чувством:
— И все-таки неплохо бы еще пожить хоть немного… Жизнь — такой подарок для любого… Что станет с бедной леди Гамильтон?
Очередной орудийный залп заставил его встрепенуться:
— О, победа! Победа! Никак ты меня не отпустишь…
Пальба немного утихла, и к группе людей, окружающих умирающего адмирала, вновь приблизился, держа шляпу в руках, капитан Харди. Скотт и Бэрк по-прежнему придерживали подушки, свободной рукой Скотт мягко поглаживал грудь Нельсона — вроде бы это хоть немного облегчало боль. У измятого края простыни, покрывающей нижнюю часть тела, стояли на коленях стюард Нельсона Шевалье и Уильям Битти, а чуть поодаль — слуга адмирала, которого он взял к себе еще в Неаполе, и мичман Фрэнсис Коллингвуд — юный родич адмирала. Капитан Харди, почти прикасаясь лысым черепом к руке Нельсона, негромко доложил — одержана «блистательная победа». Правда, сколько в точности вражеских судов захвачено в плен, четырнадцать или пятнадцать, сказать он пока не может.
— Хорошо, — прошептал Нельсон, — правда, я рассчитывал на двадцать. — И, не в силах отделаться от ощущения, преследующего его все это время, будто поднялся шторм, добавил: — На якорь, Харди, на якорь!
— Сэр, полагаю, команду теперь примет на себя адмирал Коллингвуд.
— Нет, нет, Харди, пока я жив, нет, — с неожиданной живостью возразил Нельсон, приподнимаясь на локте. — Становитесь на якорь, Харди.
— Дать сигнал, сэр?
— Да, на вашем месте я бы опустил якорь. — И, помолчав немного, Нельсон добавил: — Не выбрасывайте мое бренное тело за борт, Харди.
— Да что вы такое говорите, сэр?!
— Вот и хорошо. И позаботьтесь о леди Гамильтон. Не оставляйте бедную леди Гамильтон. А теперь поцелуйте меня, Харди.
«Капитан опустился на колени, — вспоминает Битти, — и поцеловал его в щеку. Его сиятельство сказал: «Вот так, теперь все хорошо. Благодарению Богу, я выполнил свой долг»».
Минуту-другую Харди простоял молча, думая о чем-то. Затем, словно испугавшись, что Нельсон может подумать, будто он поцеловал его всего лишь раз только по его просьбе, снова опустился на колени и прижался губами к его лбу.
— Кто здесь? — спросил его светлость.
— Я, Харди, — откликнулся капитан, и его светлость прошептал:
— Да благослови вас Бог, Харди.
Канонада окончательно смолкла, и невнятный шепот Нельсона «машите, машите… пить, пить» теперь вполне можно было расслышать. Он попросил слугу перевернуть его на правый бок, но легче от этого не стало, просто кровь потекла из одного легкого в другое.
Голос его сделался почти не слышен.
— Доктор, не таким уж большим грешником я и был… Не забудьте, я оставляю леди Гамильтон и мою дочь Горацию на попечение страны… Не забывайте Горацию.
Битти, отлучившийся на секунду и тут же вернувшийся назад, вновь услышал его шепот:
— Слава Богу, я выполнил свой долг.
Теперь голос умирающего вовсе сошел на нет, пульс еле прощупывался. Нельсон еще видел, как Битти берет его кисть, потом закрыл глаза. В половине пятого, после трех часов невыносимых страданий, Нельсон скончался. Капеллан продолжал поглаживать грудь покойного, пока кто-то не остановил его.
«Отдельные выстрелы продолжали звучать до четырех тридцати пополудни, — записывает в корабельном журнале капитан Харди, — когда, выслушав доклад об одержанной победе, командующий флотом вице-адмирал лорд Нельсон скончался от полученных ран».
Англичане одержали славную победу. Восемнадцать вражеских кораблей было либо потоплено, либо захвачено в плен, англичане не потеряли ни одного. Королевский флот получил полный контроль над водами, омывающими британские берега.
Но цена победы оказалась велика. В ходе яростного сражения, когда противники поливали друг друга огнем с близкого расстояния, было убито 6 тысяч матросов и офицеров противника, 20 тысяч взято в плен, в том числе адмирал де Вильнев, сдавший свой флагманский корабль командиру «Победоносного» капитану Израэлю Пилыо — младшему брату адмирала лорда Эксмута. Англичане потеряли убитыми 1700 человек.
Насильно потрепанной «Виктории» — паруса изодраны в клочья, борта во многих местах зияют пробоинами — царил траур. Матросы других судов тоже оплакивали смерть своего адмирала. «Я в жизни его не видел, — пишет домой' один из них, — за что и кляну, и благодарю судьбу: Конечно, хорошо бы посмотреть на него, но, с другой стороны, все те из наших, кто его видел, места себе не находят, узнав о его гибели: только и знают, что трут глаза. Господь храни его душу! Парни, дравшиеся, как черти, рыдают, как девчонки!»
Он сам выбрал свою смерть
Тело оплакиваемого моряками человека, одетое в одну лишь рубаху и с остриженными в согласии с волей покойного волосами[61], поместили в бочку с бренди, смешанного с камфарой и миррой. Бочку привязали к поврежденной грот-мачте «Виктории». Около нее день и ночь бодрствовали часовые. Неделю спустя, проделав почти весь путь через неспокойное море на буксире, «Виктория» достигла Гибралтара, где раненых ссадили на берег, а тело Нельсона, дав морякам возможность сделать по глотку бренди из похоронной бочки, переложили в свинцовый гроб, пропитанный предварительно винным духом. Вскрытие показало — внутренние органы человека, страдавшего при жизни от малярии, ртутного отравления, невралгии, цинги, жестокой инфлюэнцы, тяжелых приступов кашля и разных других недугов, находились в полном порядке и, как следует из документов, хранящихся в архиве семьи Томпсон, напоминали скорее органы «юноши, нежели мужчины, отметившего свое сорокасемилетие».
