Почти год я была паинькой, почти год!
Иногда я ездила на его холостяцкую квартиру. Мыла посуду, пылесосила, делала уборку, гладила рубашки, все раскладывала по полочкам, любовно наводя порядок и прекрасно понимая, что это ненадолго, порядок Хаснат ценил только в операционной. Это так напоминало мне молодость, когда приходилось все делать самой не только у себя, но и у сестры.
Нормальной женской домашней работы я была совершенно лишена в Кенсингтонском дворце и в Хайгроуве. Если бы только Чарльз услышал о том удовольствии, которое я получала, приводя в порядок квартирку Хана, он посмеялся бы от души:
– Конечно, тебя всегда тянуло стать горничной, а не леди.
Принц не понимает, что вполне можно быть леди и любить наводить чистоту. В этом мне нравилась «железная леди» Маргарет Тэтчер, которая даже ремонт в доме делала сама! Неужели лучше, как Камилла, ждать, когда горничная сменит постель или выбросит грязное белье в стирку? Или лучше, когда все диванные подушки в собачьей шерсти, которая прилипает к одежде? Прислуга не заметила или поленилась? Можно взять пылесос и пройтись самой…
Нет, леди Камилла предпочтет сидеть на грязном диване или вешать в шкаф грязную одежду, а потом судорожно искать то, что еще как-то можно надеть, но не приложит собственных рук. Я очень надеюсь, что моим сыновьям не достанутся вот такие бездельницы.
Хаснат принимал принцессу в качестве горничной вполне спокойно, иногда даже ворчал, что я слишком вылизала его берлогу и теперь ничего не найти…
Он категорически не желал никакой известности, не желал принимать подарки, отговариваясь тем, что все необходимое способен купить сам. Я понимала гордого доктора, конечно, возможностей у принцессы, даже разведенной, куда больше, чем у хирурга.
Я была счастлива, потому что вдруг обрела покой! Наконец-то в моей жизни появился мужчина, рядом с которым не нужно было судорожно вспоминать правила поведения в королевской семье, не нужно соответствовать, делать вид, что любишь то, что на самом деле ненавидишь, и восхищаться тем, что тебе давно противно. Не нужно лгать и выглядеть иной, чем ты есть. Рядом с Хаснатом я могла быть сама собой, и он любил меня такую, какая я есть, со всеми недостатками характера и образования.
Я не скрывала, что необразованна, но Хан только пожимал плечами:
– То, что тебе интересно или нужно, всегда можно прочитать. Другое дело, если бы ты работала по какой-то специальности, тогда нужно действительно обучаться.
Он был прав, я умела только помогать людям, переживать за них, заботиться о них. Для этого не нужно специальное образование, нужно только сердце, а оно у меня всегда было. И я была счастлива!
Это заметили многие, правда, решили, что это из-за развода. Мне говорили, что я никогда не выглядела так хорошо, но только теперь иначе, чем в бытность замужем за принцем.
Но это же замечательно, я хоть и осталась принцессой, стала совсем другой. Мне стали почти безразличны многие вещи, о потере которых совсем недавно я бы горевала. Никто не понял, почему я вдруг согласилась с разводом и утратой права называться «королевским высочеством», за что столько времени боролась. Развод мне был необходим для свободы, а «высочество» стало столь неважно, что я едва не рассмеялась, когда королева объявила, что не оставит мне этот титул.
Уильям решил успокоить:
– Стану королем и верну тебе это право.
Мальчик мой, спасибо! Я буду ждать. Прежде всего того, когда ты станешь королем. Уильям будет фантастическим королем, я не устаю об этом повторять. А я буду самой счастливой матерью короля!
Дочь моих знакомых Аннабел и Джимми Голдсмит Джемайма вышла замуж за игрока в крикет пакистанца Имрана Хана. С кем, как не с ней, я могла обсудить, каково это – быть замужем за мусульманином, да еще и пакистанцем?
Мы с Чарльзом уже давно жили врозь – я в Кенсингтонском дворце, он в Хайгроуве с Камиллой. Уже шла процедура развода, потому мне никто не мешал отправиться в Пакистан.
Я поехала знакомиться с семьей Хасната, а также с жизнью самого Пакистана, участвовать в открытии нового онкологического центра. Я так надеялась, что меня там поймут и пригласят остаться…
У Чарльза были приятели, которые с самого начала выступали против нашего брака, мотивируя это разностью интеллектуальных интересов и разницей в возрасте, предсказывали, что брак безусловно обречен.
Они были правы, но дело не в разнице интересов или возрасте, просто Чарльз всегда, с самого начала любил другую и не намеревался с этим чувством бороться. Давая клятву в церкви, он не собирался ее выполнять. Наш брак действительно был обречен.
Хотя мы могли бы спокойно прожить рядом всю жизнь, как жила моя бабушка Рут Фермой, полагая, что супружеские измены – это всего лишь досадная слабость мужчины. Или как жили Паркер-Боулзы в свободном браке, когда каждый изменял сколько хотел, только «соблюдая приличия». Так живут многие пары, старательно закрывая глаза на взаимные измены.
Чарльз полагал, что и мы будем жить так же. Камиллу вполне устраивала «серая мышка» в качестве супруги ее любовника.
Но я была не согласна с такой жизнью, я влюбилась в Чарльза и желала быть ему настоящей женой, любовницей и другом. До друга, конечно, далеко, но вот женой, любовницей и матерью его детей я вполне могла стать. Получилось только последнее. В качестве любовницы неопытная девушка ему не была интересна, жена, которой уделяют куда больше внимания, чем ему самому, тоже.
Чем больше я старалась понравиться всем, тем меньше нравилась мужу, он не просто перестал бывать в моей спальне, но и всячески унижал меня в присутствии многих. Слышавшие его безобразный крик на меня обычно делали вид, что оглохли или не понимают по-английски.
Да, я откровенно переигрывала своего супруга во всеобщей любви, за это он лишил меня любви собственной. Чем больше меня хвалили в газетах, чем чаще фотографировали, чем большими были мои успехи в благотворительной деятельности, тем хуже относился ко мне муж. Вместо того чтобы объединить усилия и вместе приносить пользу, мы словно пошли разными путями.
Я участвовала в открытии новых больничных корпусов, собирала деньги на строительство больниц, проводила время в центре для бездомных, пожимала руки больным СПИДом, чтобы все поняли, что эти люди, особенно дети, не должны стать изгоями (от СПИДа умер бывший камердинер Чарльза Стивен Барри, но принц не нашел нужным вообще вспоминать об этом, не говоря уже о поддержке)… Чарльз в это же время путешествовал с Ван дер Постом по Калахари, объясняя это стремлением побыть в одиночестве и подумать, потом он был на Внешних Гебридах и снова в одиночестве…
