11 мая поутру три турецких корабля были довольно подавшись от устья Дарданелл в море; два из них буксировались гребным флотом. До 10 часов было тихо; когда же в сие время ветер подул попутный, то эскадра снялась с якоря, начала соединяться, а в полдень, когда ветер несколько прибавился, сигналом контр-адмиралу Грейгу с кораблями «Ретвизаном», «Селафаилом», «Скорым», «Ярославом» и фрегатом «Венусом» приказано видимые неприятельские корабли стараться отрезать, взять или истребить. Между тем турецкие корабли на всех парусах поспешали в пролив; наш отряд догнал их почти у самых крепостей и, не возмогши никак взять их выше под жестоким на себя огнем, действовал на проходе по кораблям и флотилии отменно удачно. Корабли турецкие после первых залпов отпаливались весьма слабо; истребление парусов, подбитие снастей и разрушение корпусов их видно было глазами. Неприятель, имея в выгоду свою попутный ветер, который в то время установился так свеж, что и при противном течении они подавались вперед; наш же отряд, обращенный бортом к течению, выносило из пролива; но за всем тем трижды успели мы сделать обороты к нанесению большого вреда неприятелю. Гребной флот, защищавший неприятельский корабль, стоявший на мели ниже азиатской крепости, бежал. Другой корабль, догнанный «Селафаилом», а после и «Ретвизаном», бросился на мель под прикрытием европейских крепостей и своего флота. Вице-адмиральский, желая пробраться в пролив у азиатского берега, будучи сильно обит, бросил якорь, потом снялся и, уклоняясь от огня нашего отряда, также стал на мель; близость оной к азиатской крепости препятствовала атаковать его как должно. Между тем ветер начал тихнуть, течением корабли наши снесло ниже турецких; почему сигналом приказано отряду контр-адмирала соединиться с эскадрой. 12-го флот наш сточл на прежнем месте у Тенедоса.
В сие сражение убито: матросов 26, ранено: офицеров 3, гардемарин 1, албанских офицеров 2, нижних чинов 50 человек; повреждения же, какие случились, все на другой день были исправлены. Турецкий флот, невзирая на крепости, тесноту пролива и ночь, уклоняясь от сражения, был сильно разбит. Три корабля их оказались неспособными к службе, потеря в людях простиралась до 2000 человек. Капитан-паша удавил вице-адмирала и двух капитанов на корабле своем. Спустя несколько дней после сражения он принял вице-адмирала очень ласково, но лишь вышел он из каюты, вмиг был задавлен. Поступок сей покажется сначала слишком жестоким; но, входя в причины, оный не есть таков и, напротив, в нем заключается доброе намерение. Турки думают иначе о исполнении смертных приговоров и говорят, что лучше умереть нечаянно, нежели продолжительно страдать в ожидании определенной казни. В Турции не объявляют преступникам о решении их судьбы и, выводя его из тюрьмы на казнь, обыкновенно объявляют милость, прощение султана, а как многие в самом деле получают оные, то осужденный вместо страха, конечно мучительнейшего самой смерти, надеется, радуется и вдруг без торжественного шествия на эшафот, без грозного приуготовления, нечаянно умерщвляется, и необходимая смерть, определенная законом, тем самым по возможности облегчается.
Если в сражении на сухом пути человек оказывает всю силу мужества, то в морском должен иметь всю неустрашимость; и хотя в обоих управляет нами рука Божия, но в последнем воля его очевиднее. В первом мы сражаемся и умираем только от руки сопротивника, не боимся, что земля расступится под ногами нашими, не думаем взлетать на воздух, и если проигрываем битву, то укрываемся в крепостях или находим спасение в выгодном занятии мест и искусстве своего полководца. Мореходец же, отделенный от смерти одной доской, заключенный в тесной, плавающей по воде крепости, в коей нет места, где бы, укрывшись, можно было с выгодой поражать неприятеля, сражаясь с которым, еще должно бороться с ветром и волнами. Близость земли и удаление от нее равно могут быть бедственны. Подводный камень и отмель уничтожает его предприятия, и то, что препятствует одному, служит в выгоду другому. Сей выгодой пользуется только тот, кому ветер благоприятствует, или, как говорится по-морскому, кто на ветре. Часто самый опытный и храбрый адмирал, завися от силы и перемены ветра, не может победоносного флота своего ни от бури спасти, ни воспользоваться одержанной победой. В морском сражении смерть является во всех видах. Кроме ядра, картечи и пули, бьет людей обломками и щепами, летящими от бортов и мачт. При взорвании и потоплении, все погибают, счастливый только спасается. Абордаж превосходит ужас кровопролитного штурма тем, что побежденный в отчаянии может зажечь свой корабль, и тогда враги вместе летят на воздух.
12 мая, в то время, как тело капитан-командора Игнатьева с военными почестями предали земле в Тенедоском монастыре, капитан наш получил повеление, для наблюдения неприятельских движений, идти к Дарданеллам. Турецкий флот устроился в линию близ крепости Ченак-Колеси, один же корабль, как думать должно, более поврежденный, на буксире канонерских лодок шел далее в пролив. 16 мая корабль «Мощный» соединился с нами, 18-го же контр-адмирал Грейг с пятью кораблями остановился пред устьем Дарданелл, так что не только судам, ниже лодкам, не можно было пройти в пролив. Фрегат наш с «Мощным» возвратился в Тенедос.
Капитан-командор Игнатьев убит был ядром в голову в то самое время, как он намеревался свалиться с неприятельским кораблем. Отечество лишилось в нем человека просвещенного, мореходца осторожного и воина неустрашимого. Честолюбие его было основано на истинном достоинстве, при обширных познаниях, дух его стремился ко всему изящному и благородному. Пышность в домашней жизни, совершенное бескорыстие по службе были отличительнейшими чертами его характера. Он был горд, но любил отличать, награждать своих подчиненных; был, к несчастью, иногда вспыльчив, но в сем искренне раскаивался; никогда власть свою не употреблял во зло и боялся быть несправедливым.
Остров Ипсера21 мая получили мы с корсаром «Иридой» повеление сделать поиск над появившимся в Архипелаге французским о 28 пушках корсаром, и потом под Смирной простоять несколько времени для наблюдения 10 купеческих судов, готовившихся оттуда выйти. В ночь на 23-е число корсар «Ирида» отстал от нас, а мы, прошед весьма близко южный мыс острова Ипсеро, легли в дрейф. Поутру, находясь против порта Сан-Николо, капитан приказал мне с 2 вооруженными гребными судами осмотреть, нет ли в числе 18 судов, стоявших в гавани, французского корсара. Старшина острова, ехавший на фрегат, встретился со мной и уверял, что если бы французский корсар осмелился прийти к ним, то непременно был бы взят. Невзирая на его уверения, я осмотрел все суда и, не нашед ничего подозрительного, вышел на пристань. Город Сан-Николо построен на мысу; улицы в нем прямы; посреди города лежит площадь с прекрасной церковью; дома каменные двухэтажные, европейской архитектуры; нижние жилья служат для складки товаров. Псариоты, так же как и идриоты, почитаются искусными морскими промышленниками. Остров их бесплоден; они живут морем, имеют прекрасные суда и очень зажиточны. На их содержании два корсара служили при нашем флоте. Порт невелик, открыт только юго-восточным ветрам, и суда на глубине от 5 до 9 сажен, грунт ил, находят в нем хорошее пристанище. Хотя было еще очень рано, однако же народ толпился вокруг нас. Я, чтобы увидеть город, только пробежал по нем и по усильной просьбе принужден был войти в один дом, где подали мне завтрак; другие также просили сделать им честь, но, торопясь возвратиться на фрегат, я отказался и пошел к пристани.
