что она была одна. Мимо проехал грузовик, пара легковых машин – никто даже не затормозил, что тоже играло Черемушкину на руку.
Он сбросил скорость, посмотрел в зеркало заднего вида, окинув взглядом пустынную дорогу, и снова оценивающе посмотрел на женщину. Она нравилась ему куда меньше той, на остановке. Но лучше синица в руках, чем журавль в облаках, решил он для себя и остановился, проехав, правда, вперед метров пять или шесть.
Женщина подхватила чемоданчик и, обрадованно сорвавшись с места, побежала к «Жигулям». Посмотрела через приспущенное стекло на молодого интересного парня за рулем.
– В город? – спросил Черемушкин.
– Да. Подвезете?
– Садись, – кивнул Костя на пассажирское сиденье.
– А сколько возьмете? – спохватилась она.
– Договоримся.
Женщину не пришлось упрашивать. Обойдя кругом машину, она села рядом с водителем, пристроив чемоданчик в ногах, хлопнула дверцей и посмотрела на Черемушкина. Тот улыбнулся и тронулся.
«Жигули» неспешно скатились с обочины и спокойно покатили по трассе. Торопиться теперь было некуда.
– Как звать-то? – прервал затянувшееся молчание Черемушкин.
– Вера, – ответила женщина и, чуть смутившись, поправилась: – Вера Ильинична.
– Верка, значит, – фамильярно рассмеялся Черемушкин. – Доярка, поди?
Фривольный тон обидел Веру, как и предположение молодого водилы о ее профессии.
– Я в бухгалтерии работаю, в совхозе!
– А чего одета как на похороны? – поинтересовался парень настолько по-свойски, что она тут же простила ему обиду.
В самом деле, чего озлилась? Человек ей услугу оказывает. Да и одета она действительно как колхозница.
– Так это дорожная, – поспешила объяснить Вера. – Хорошую-то одежду чего зря трепать, я ее в городе поношу…
Вера развязала платок, поправила волосы. В ушах блеснули золотые сережки. Парень посмотрел на нее как-то по-новому. Ничего, пусть смотрит, а то «доярка»!
* * *
Километров через десять машина съехала с дороги на проселок, потряслась немного по ухабинам, заехала в лесочек и остановилась. Черемушкин выключил зажигание и откинулся на спинку. Вера посмотрела на него с некоторой тревогой.
– Мы не туда заехали.
– Вы не туда, а мы – туда! – рассмеялся Черемушкин. – Не боись. Это быстро.
Он смотрел на нее с ухмылкой, будто ждал чего-то.
– Чего сидишь-то? Надо тебе – иди, – не выдержала Вера. – Вон кустов сколько.
– Мне другое надо, – ухмылка на лице парня стала шире.
Он запустил руку под сиденье, пошарил и выудил бутылку водки. Сорвав фольгу «бескозырки», протянул женщине:
– Выпить хочешь?
И в этот момент до Веры запоздало дошло, куда они заехали и что нужно этому смешливому парню. Она встрепенулась, дернула ручку двери, готовая выйти из машины, но парень грубо навалился на нее, растеряв всю веселость, защелкнул стопор на двери и прижал Веру к сиденью.
– Ну-ну, не дергайся. Я ж сразу увидел, какая ты… гладкая да сладкая!
Его показавшаяся огромной лапища рванула пуговки на груди, нырнула под одежду, оттягивая лифчик. Вера попыталась отстраниться, вырваться. Но парень оказался тяжелым, наваливался всем весом, прижимал крепко, а его потная рука яростно тискала грудь.
– Пусти! – закричала она. – Руки убери!
Но он не остановился, не испугался. Напротив, ее крик, кажется, только раззадорил его.
– Помогите! Помо…
Черемушкин зажал ей рот, оборвав вопль:
– Молчи, сука!
* * *
Витвицкого потряхивало – то ли оттого, что в помещении морга было холодно, то ли от обилия укрытых простынями трупов, лежащих под синими антибактериальными лампами, то ли от всего вместе. Немолодой патологоанатом, который на правах хозяина шел впереди, остановился и посмотрел на Овсянникову:
– Астафьева третья слева. Но вы по бирке проверьте на всякий случай.
Ирина кивнула, шагнула к обозначенному телу и с невероятной, на взгляд Витвицкого, смелостью повернула привязанную к ноге бирку.
– Да, она, – подтвердила Ирина и повернулась к капитану. – Что ты хотел посмотреть?
Витвицкий медленно подошел к прикрытому трупу, в нерешительности посмотрел на простыню, затем на Ирину. Ему бы сейчас не помешала хотя бы половина ее смелости.
– Я точно не знаю, но… – он запнулся. – Когда человек долго носит украшения… Кольцо или серьги. Должны же остаться следы?
Овсянникова понимающе кивнула, решительным движением откинула простыню, достала из сумочки фонарик и принялась осматривать покрытую запекшейся кровью голову трупа. Витвицкий отступил чуть в сторону, вроде как чтобы не мешать, и стоял теперь, давя тошноту и стараясь особо не вглядываться в то, что лежит на столе.
– Виталий, вот, посмотри, – позвала Ирина.
Взяв себя в руки и подавив отвращение, капитан сделал шаг к трупу, наклонился, глядя на покрытую запекшейся кровью мочку уха, которую подсвечивала фонариком Овсянникова.
– Видишь? – спросила Ирина.
– Что это? – он смотрел на нее, лишь бы только не смотреть на труп.
– Ты был прав. У нее сережки из ушей… вырваны.
* * *
Черемушкин выбрался из машины, на ходу застегивая штаны. Место было безлюдным, и он не боялся, что его заметят.
Обойдя «Жигули», он открыл пассажирскую дверцу и за ноги потянул на себя мертвое тело Веры. Вытаскивать труп из машины было неудобно. Он дернул ее раз, другой, сильнее. Не рассчитал рывок: тело поддалось, только с неприятным звуком треснулось головой о порожек. Впрочем, Вере было уже все равно, а его волновало только, чтобы в салоне не осталось следов.
Оставив тело, Черемушкин осмотрел порог, но крови не было. Не особенно церемонясь, он снова взял труп за ноги и потащил к кустам. Столкнул его в канаву и вернулся к машине. Сейчас его более всего интересовало имущество этой доярки.
Черемушкин вытащил из салона чемоданчик, положил его на капот, щелкнул запорами. Внутри он обнаружил кучу бесполезного бабьего тряпья, туалетные принадлежности, какую-то книжку. Надо же, какие доярки образованные пошли. Среди белья нашлись женские безделушки, может – бижутерия, а может, и золотишко.
Он поспешно сунул цацки в карман: разобраться с этим можно и потом. Закрыл чемоданчик, широко размахнулся и зашвырнул его подальше в кусты. Затем достал нож и пошел обратно к телу. Осталось одно не самое сложное, но не самое приятное
