— То есть, если таким образом рассмотреть историю мирового рока…
— Тут дело даже не только в роке. Герман Гессе в свое время писал, что человечество делится на два типа: потенциальные самоубийцы (люди, которые не боятся смерти, — «нелюди») и все остальные. Рок — это массовое движение «нелюдей». В нем человек — только внешне человек, а по сути — сумасшедший. Сегодня мы видим, как мир подходит к последней черте. Мы присутствуем при начале Апокалипсиса, после которого либо выживут «нелюди», либо — наоборот.
Раньше в рок вливались массы людей, которые, по сути, не имели к нему никакого отношения. Это было просто модно, но сейчас все встало на свои места. И оказалось, что «нелюдей» очень мало. Рок в общем-то умер, и сейчас остались только одиночки, которые часто даже не знакомы друг с другом. Зато они опаснее для социума, чем целое движение. И общество борется с этими одиночками. Например, устраиваются большие рок-фестивали, которые уничтожают то, что было создано человеком в борьбе с самим собой.
— А почему вы тем не менее захотели участвовать в нынешнем фестивале?
— Все, что остается человеку рока, — это проявлять свою сущность. Все, что может «нечеловек», — это быть «нечеловеком». Нужно понимать, что война проиграна, и тем не менее быть верным своей природе. А природа толкает играть. Причем не важно, воспримут тебя или не воспримут…
— Панк в России имеет особую миссию?
— Панка в России нет. Панк у нас — это только атрибутика. Как на этом фестивале: огромные толпы людей с гребнями и шипами, а настоящих панков — ни единого! На Западе панк это реальное движение, а у нас его нет и быть не может. Есть единицы: «Гражданская Оборона», «Инструкция по выживанию», «Путти», «ДК»… Причем все мы друг друга можем и ненавидеть.
— Твое отношение к Свинье?
— Очень плохое! Это как раз типичный представитель «человека». Панк — это когда все до конца: живет — так живет, нет — так нет. А Свинья — вроде бы живет, а вроде бы и нет… Из Свиньи делают главного панка СССР, но я бы обратил внимание не на него, а на другого персонажа — на Колю Рок-н-Ролл. Вот он может сегодня говорить, что — правый, завтра — что левый, а когда выходит на сцену, то способен полоснуть себя бритвой так, что кровь потечет — если почувствует, что в эту секунду это нужно. Вот он живет совершенно вне рассудка, вне инстинкта самосохранения.
— Почему центром нашего панна сегодня вдруг стала Сибирь и особенно Новосибирск?
— Не знаю… Но думаю, что европейский человек из Москвы, а уж тем более из Ленинграда, в основе своей всегда либо сноб, либо попсовик. А в Новосибирске был Академгородок. И где-то в середине 1960-х власти решили провести эксперимент: что будет, если взять всех вундеркиндов и свезти в одно место? И получилось, что сразу все стали писать письма в защиту диссидента Синявского, а женщины вставали с плакатами за секс и все в таком роде. Вот там панк с самого начала воспринимался не как модная атрибутика, а именно как идея.
Антон Буданов — новосибирский музыкант
Академгородок построили в подражание американским университетским кампусам 1960-х годов. Летом там шикарный пляж. И вообще, там даже в советские времена была полная вольница.
В Академгородок приезжали ученые из Москвы, Петербурга, Харькова. Кто-то ехал по политическим соображениям, кто-то — по пятой графе. В Сибири все они делали ядерное оружие, и за это им разрешалось ругать советскую власть и слушать ту музыку, которую они хотели. В 1960-х люди слушали бардов и Высоцкого. А к 1980-м дошла очередь и до рок-н-ролла.
Новосибирск — это ведь столица Сибири. Рок-н-ролльщики из Омска, Барнаула, Тюмени (и вообще — от Урала до Дальнего Востока) приезжали к нам и выступали в Новосибирском рок-клубе. Все это вместе называлось «Движение Рок-Переферия». Думаю, что активнее, чем у нас, рок-н-ролл тогда играли, может быть, только в Петербурге.
«Егор Летов о себе»
(Газета «Лимонка». 1994 год)
Чтобы начать заниматься творчеством, сперва ты должен наполнить свой внутренний резервуар. Первую половину жизни человек наполняет себя чужой информацией — это похоже на то, как наливают воду в стакан. Но приходит момент, когда информация перехлестывает через край. И ты начинаешь творить сам.
До 1982 года я жил в Москве у брата[5], и он постоянно привозил мне пластинки. Там я много читал, смотрел фильмы, слушал музыку, изучал философию и духовные практики. Но творчество начинается тогда, когда вокруг тебя (вне тебя) нет того, что ты хочешь увидеть или услышать. Я хотел услышать определенную музыку и определенные тексты. Но в реальности их не нашлось — не было в то время группы, которая бы меня удовлетворяла. И поэтому группу я сделал сам.
В Ленинграде я купил себе первую в жизни бас-гитару, уехал в Омск и собрал там группу. Сперва она называлась «Посев» — в честь известного издательства[6]. Это было самым эпатажным названием, которое можно было в то время придумать. Тогда никто из нас еще не слышал панк-рока. Даже само слово «панк» в моем присутствии еще никто не произносил. Но когда мы начали играть, то оказалось, что это и есть «гаражный панк». В чистом виде ультра-панк.
Мы отыграли два года и в 1984 году после смены состава переименовали группу в «Гражданскую Оборону». Окружающая реальность нам не нравилась. А поскольку реальность была советской, то мы начали писать антисоветские песни. Чтобы пробить стену, мы попробовали двинуться в сторону политического протеста. Хотя были тогда абсолютно к этому не готовы.
Олег Судаков (Манагер) — омский музыкант
Летов того времени был шоком для всего СССР. Вот человек: поет, пишет, выступает — и его не посадили! И не убили, хотя покушение со стороны КГБ было, и челюсть ему сломали несколько раз. Он показал, насколько далеко можно зайти и при этом остаться самим собой. Делать то, что хочешь, и не сломаться. Он очень многое себе позволял — того, чего остальные позволить себе не могли.
Из интервью Егора Летова (1990 год)
Мать нашего басиста была упертой коммунисткой. Она услышала наши записи и пошла в КГБ. С этого все и началось.
— Товарищи! — сказала она. — Мой сын втянут в антисоветскую организацию!
В то время вокруг «ГО» образовалась такая тусовка, где ходил самиздат, перепечатанные Аксенов и Стругацкие. И с марта 1985 года началось дело в КГБ. Они ходили, собирали информацию. Причем человеку угрожали тем, чего он больше всего боится. Знакомый дискотечник привез мне домой аппаратуру записываться. Его встретили на остановке и сказали: с твоей новорожденной дочкой могут быть неприятности. Он побелел лицом, пришел ко мне, забрал аппаратуру и уехал.
