Часто все общество ездило по окрестным местам. Между всех их поездок самая приятная была в Ропшу. По возвращении оттуда всякий должен был выбрать одну статью из того, что случалось в течение двух дней, в Ропше проведенных, и ее описать; после все это соединено было вместе и составило довольно интересное сочинение под названием: «Поездка одного общества в Ропшу».
Я не стану описывать причину плачевного конца жизни княгини Елизаветы Борисовны Шаховской, дочери княгини В.А., а скажу только то, что известно было всем, что она отравила себя ядом. Сие происшествие, особливо в лучшем обществе, столь необыкновенное, произвело много шуму и различных толков; но скоро последовавшая затем кончина императрицы Екатерины прекратила все те разговоры, которые занимали так много публики.
В минуту восшествия императора Павла I на престол, как следует, всем войскам приказано было присягать на своих полковых местах, а роту гренадер послать во дворец за знаменами, где они всегда находились; и тогда же нам объявлено было, что император принимает на себя звание полковника Преображенского полка; наследника, великого князя Александра Павловича, назначает полковником Семеновского полка и военным губернатором петербургским, Аракчеева — комендантом, а великого князя Константина Павловича — полковником Измайловского полка.
Полк наш собрался на большом проспекте, который идет мимо церкви. Первый, посланный из дворца, ошибкою сказал, что полк должен идти на Дворцовую площадь. Мы уже и прошли несколько улиц, как бывший наш секунд-майор Кушелев[27] встретил нас, возвращаясь из дворца, и воротил назад. Весь полк пустился бежать на парадное место; не доходя до оного, хотя было и темно, но видно было едущего кого-то верхом, в темном мундире и в голубой ленте. Сей едущий, поровнявшись с головой колонны полка, спросил:
— А где адъютант Комаровский?
Я случился близко, тотчас подъехал и узнал, что это был великий князь Константин Павлович. Его высочество со мной поздоровался, приказал мне находиться при себе и спросил у меня, отчего полк давно не на парадном месте. Я ему донес, что полку ошибкой приказано было идти ко дворцу. Сие крайне его удивило.
Во время присяги великий князь, заметив, что полковой наш священник отец Прохор был в нетрезвом виде, спросил у меня:
— Отчего отец Прохор пьян, от радости или от печали?
Я ему отвечал:
— Я думаю, ваше величество, и от того и от другого, — и он засмеялся.
Когда полк присягнул, его высочество приказал мне взять взвод гренадер, отнести знамена во дворец, отыскать там наследника, донести ему, что Измайловский полк принял присягу, спросить, куда прикажет поставить знамена, и в 5 часов поутру быть у него. Подходя ко дворцу, я был в большом затруднении, где мне найти наследника; но, к счастию моему, когда я сошел с лошади и подходил к средним воротам, я увидал кого-то в таком же мундире, в каком был и великий князь Константин Павлович, и в голубой ленте, — ибо они уже надели те мундиры, которые даны были потом всем гвардейским полкам, — идущим с графом Татищевым, подполковником Преображенского полка. Я не усомнился, что это был наследник, и исполнил поручение великого князя. Знамена же он приказал мне поставить в кабинет императора; вход в оный был по деревянной лестнице. Я вошел по лестнице, и в первой комнате нашел спящего истопника, который позвал камер-лакея, и мне отворили кабинет. Я спросил, не знает ли он, куда поставить знамена. Он мне сказал: «Поставьте в угол, там уже много их находится».
В тот день, как императрица занемогла, в карауле стоял Семеновский полк, а в день ее кончины Измайловский, и капитан был П. А. Талызин; мне хотелось с ним видеться, и я зашел в караульню; мы обнялись и оба заплакали, равно и все бывшие в карауле офицеры. Я, увидев на столе Анненский крест на узкой ленте, спросил у него, что это значит. Он мне отвечал: «Сейчас мне принесли и сказали, что это второй класс Анненского ордена, которым император меня пожаловал, и что оный должно носить на шее». Прежде мы знали только ленту со звездою сего ордена.
На другой день был тоже развод Измайловского полка, и великому князю хотелось, чтобы некоторые командные слова были уже по-гатчински, и чтобы все офицеры имели на параде трости и с раструбами перчатки. Когда я к нему явился в 5 часов утра, он мне приказал тотчас отправиться и скупить сии вещи и чтобы они находились на полковом дворе, а он туда приедет в 8 часов; развод же назначен был в 11. Сия комиссия была самая затруднительная, ибо где найти столько тростей и перчаток, и когда еще все лавки заперты, а в ноябре месяце рассветает только в 7 часов пополуночи. Я просил его высочество, чтобы он пожаловал несколько из своих ездовых в мое распоряжение, на что он согласился; я разослал их по всем перчаточникам, а сам поехал по Гостиному двору. К счастию моему, лавочникам в эту ночь что-то не послалось: все лавки были открыты очень рано, и мне удалось вовремя исполнить поручение, чем великий князь был очень доволен.
Правду сказать, что офицеров при полку было налицо тогда очень немного. Одни находились просто в отпуску, а другие, подав челобитные в отставку, уехали с тем, чтобы уже более не возвращаться. Кое-как великий князь сладил с разводом, и мы пошли ко дворцу. В приказе полковом сказано было, чтобы под знамя нарядить подпрапорщика. В прежнюю службу было четыре унтер-офицерских чина[28], и в первых трех чинах дворян почти не было; а потому и наряжен был из сдаточных.
Развод остановился у бывшего Чичеринского дома. Великий князь приказал мне взять подпрапорщика, идти во дворец и, остановясь перед кабинетом императора, велел доложить его величеству, что развод Измайловского полка готов и адъютант пришел за знаменем. Я все сие исполнил, и с докладом к императору пошел И. П. Кутайсов, бывший тогда простым камердинером. Кутайсов отворил дверь кабинета и показал мне знаком войти.
Император стоя надевал перчатки, а граф Безбородко выходил с бумагами. Его высочество, приказавши уже мне взять знамя, спросил у меня, увидя подпрапорщика большого роста:
— А что, он дворянин?
Я отвечал:
— Никак нет.
— Знамя должно быть носимо дворянином, — сказал император, — а потому и приведите мне унтер-офицера из дворян.
Я тотчас пошел к разводу, который уже строился на площади против дворца. Великий князь, увидя меня, не мог понять, отчего я иду без знамени; а когда он узнал, что наряжен был под оное не дворянин, он чрезвычайно огорчился и сказал мне:
— Возьми хоть сержанта и поди скорее, — что я и сделал.
Императора уже в кабинете не было; он пошел к императрице и через несколько минут вышел к разводу. Достойно примечания, что народу на площади было очень мало, и сие небывалое зрелище в Петербурге, — чтобы сам император, едва вступивший на престол, присутствовал при разводе, — никакого приметного действия не произвело, и как будто это всегда случалось. Император был разводом нашим доволен и изъявил свое благоволение, что нас очень ободрило, а радость великого князя была неизреченна.
