болезни. Всякую весну я по сорок ночей не спал. Сон как будто забытье… Медицина мне не помогала, со мной ночами бывало как с маленькими, мочился в постели».
Парнем хоть рос и не особо здоровым, даже болезненным, работал, как прочие, и на покосе, и на извозе, и на рыбалке. Многие односельчане помнили, что, когда Григорий уже женатым был, стал надолго из дому отлучаться. В самом факте таких отлучек ничего удивительного нет. Многие мужики, как заканчивались сельскохозяйственные работы, сбивались в артели и подавались в разные места на заработки. Удивляло другое: ходил-то Григорий не на заработки, а, как потом сам рассказывал, по разным обителям и святым местам. Дело такое тоже не возбранялось, но что начало сильно удивлять, так это когда у него деньги завелись. А потом вдруг эти господа «из России» в гости к нему стали наведываться. Среди односельчан появились завистники. Зависть же неизбежно рождает злость.
Покровское по представлениям той поры если и не являлось особо богатым, то уж зажиточным селом было наверняка. Промыслы и торговля давали приработок. Но даже при этом больших денег никто не видел. Сотня рублей, сколоченная в год, считалась целым капиталом. (По приблизительным подсчетам, — точное соотношение установить невозможно — сто рублей начала XX века равняется ныне примерно тысяче долларов.)
У Гришки же Распутина со временем завелись деньги, да не крестьянским чета. Дом двухэтажный отгрохал, и хотя таких было на селе немало, но все равно казалось, что его — «на господский манер», самый добротный. В прижимистости же упрекнуть никто не мог. Сотни рублей жертвовал на церковь да и отдельным селянам деньгами помогал: кому скотину приобрести, кому на похороны, а кому на одежду.
За щедроты Распутина даже в газетах благодарили. «Тобольские Епархиальные ведомости» 1 июня 1908 года писали: «Объявлена благодарность Епархиального начальства с выдачею похвального листа крестьянину слободы Покровской, Тюменского уезда Григорию Новому (он же Распутин) за пожертвования в приходскую церковь».
Многие, встречая на улице, кланялись за добро, а иные и «благодетелем» величали. Однако как «земля зашаталась», так многие о добрых делах вмиг забыли. Когда до Покровского долетела весть, что в сто-
лице «царя скинули», то людская злость-то и выплеснулась. Побежали грабить дом Распутиных, да так несколько раз и вламывались. Почин положили пришлые. До наших дней сохранилась телеграмма, посланная 21 апреля 1917 года вдовой убитого Григория, Прасковьей, из Покровского губернским властям в Тобольске: «Был проездом эшелон солдат, сделали полный разгром в квартире Григория Распутина. Пропали ценные вещи. Ехали они из Тюмени в Тобольск на пароходе «Станкевич» 21-го дня. Умоляем примите меры. Распутина».
Несчастная женщина на земляков не рассчитывала, наивно надеялась на защиту губернских властей. Помощь ниоткуда не пришла. Минуло еще некоторое время, и уже сами крестьяне Покровского на своем сходе приняли решение: конфисковать у Распутиных «богатства, нажитые нечестным путем», в числе коих на первом месте стояли «граммофон и пианина». Вскоре же вдову с сыном вообще выгнали из собственного дома, где устроили больницу. К тому времени соседи успели уже почти все растащить: от тарелок до зеркала…
Все эти печальные истории начнут разворачиваться в «новой России», освобожденной от «царского ига». В иные времена такого расклада вещей, такого одичания никто бы и вообразить не мог. Все текло медленно, неторопливо, все казалось предопределенным на века.
В 1887 году, в возрасте 18 лет, Григорий Распутин женился на девице из соседней деревни — Параскеве (Прасковье) Федоровне Дубровиной, которая была на три года старше его. Такая разница в возрасте была по тем временам довольно необычной. По деревенским меркам невеста явно «засиделась в девках», а жених, видно, не имел «брачного престижа» и вынужден был пойти под венец с «перезрелой».
У Григория и Прасковьи родилось семеро детей, но лишь трое выжили. Дмитрий (1895–1933), Матрена (в церковной книге записана как Матрона), которую часто называли Марией (1898–1977), и Варвара (1900—начало 30-х). Судьба членов семьи Григория Распутина не была счастливой. Жена, сын Дмитрий и дочь Варвара погибли в советских концлагерях, а Матрена выбралась из России месте с психически неуравновешенным мужем поручиком Б. Н. Соловьевым (1893–1926). После смерти в Париже супруга-неврастеника Матрена Распутина-Соловьева оказалась одна, с двумя маленькими дочерьми на руках и практически нищенствовала. Работала танцовщицей в третьесортных кабаре, где было принято не отказывать клиентам «в особых милостях» по окончании представления. После многолетних безрадостных эмигрантских мытарств в Азии и Европе Матрене удалось перебраться в Америку. Там она долгие годы работала в цирке-шапито укротительницей «диких зверей». Умерла в Калифорнии, в Лос-Анджелесе.
О молодых годах жизни Распутина в Покровском можно судить по скупым и отрывочным сведениям. О семейном укладе сохранились рассказы Матрены, но они относятся к более позднему времени. Кое-какие упоминания по этому поводу делал позднее сам Григорий. Из них можно заключить, что Распутин в молодости много страдал от насмешек и издевательств односельчан. Сибирский крестьянский мир — жестокий мир, там не делали снисхождения слабым, не щадили тех, кто «не от мира сего». Закон беспощадного исторического отбора — выживает лишь сильный — формировал натуры прямые, характеры жесткие, не восприимчивые к слабостям других.
Не блещущий физической крепостью парень, да к тому имеющий слабости («мочился ночами»), превратился в объект издевательств. Позже Распутин заметил о том времени: «Много скорбей было: где какая сделалась ошибка, будто как я, а я вовсе ни при чем. В артелях переносил разные насмешки».
В этой связи стоит остановиться на одном моменте его биографии, который потом будет постоянно муссироваться в статьях, репортажах и книгах. Речь идет о том, что в молодые лета Распутин якобы был «конокрадом» и за это его били нещадно. С тем, что его могли бить, можно согласиться. На селе кулачные «забавы» были в порядке вещей. Что же касается конокрадства, а этот аргумент неизменно фигурировал (и фигурирует) при характеристике Распутина, то, так сказать, предметных оснований для этого в наличии не имеется. Никто из односельчан не указывал на такие деяния, никто не вспомнил подобного эпизода о своем земляке, хотя память о воровстве в деревне хранят долго.
Даже если и допустить, что земляки «запамятовали», «умолчали», хотя корысти для выгораживания, «отбеливания» Распутина у жителей Покровского не могло быть никакой, то все равно эта история выглядит неправдоподобно. Такого рода поступки считались уголовным преступлением, и похититель скотины подлежал привлечению к суду, а значит, должны остаться некие судебные документы.
Между тем нередко можно встретить уверения, что «Распутина судили». Да, действительно, отец Григория, Ефим Яковлевич, однажды был заключен под арест, но не за
