Трудно сказать, из чего складывается привязанность к дому. Вот ребята устраивают честь выхода двадцать пятого номера газеты «Зеркало» банкет. Как не похож этот банкет на пиршества Слаенова, как все просто и скромно на этот раз, но каким теплым чувством согрет их праздник!
Двух провинившихся ребят — Янкеля и Японца — Викниксор собирается перевести из Шкиды. В последний раз они видят знакомое здание, и сердца их больно сжимаются. В последний раз они вдвоем в пустом классе, и становится так больно: столько прошло здесь часов их жизни, так знакома каждая мелось, и даже прежде оскорбительные надписи: «Янкель-дурак», «Япошка-картошка», вырезанные на партах, приобретают необычайную прелесть. Викниксор не случайно завел их сюда: он знал, что никакие выговоры и наказания не подействуют на ребят сильнее, чем это горькое последнее расставание с домом. И когда он деловито бросает им: «Парты запылились. Возьмите тряпки и вытрите хорошенько», ребята хватаются за тряпки, как за последнюю надежду. Они чувствуют, что нельзя им без Шкиды.
«Стала родной и близкой», «в родной шкидской спальне», дружная шкидская семья» — эти слова говорят о многом. Они говорят о традиции Шкиды поставившей, например, за правило никогда не травить новичков, о щедром гостеприимстве Шкиды, умевшей и любившей принять гостей, о ее интересе к литературе, к знаниям, к политике…
С волнением читаем мы эпилог книги и узнаем о том, как сложились в дальнейшем судьбы шкидцев, как из этих ребят вышли хорошие честные люди — рабочие, военные, писатели, режиссеры, учителя, агрономы… Вот что писал об этом спустя два года после выхода повести Пантелеев в статье «Герои «Республики Шкид»: «Издревле повелось так, что герой совершает подвиг, влюбляется, безумствует, но на последней странице он — раб автора — смиренно и кротко исчезает ос сцены. Книга ему — как бы и колыбель, и могила.
Но вот мы дожили до времени, когда действительно одетые кровью и плотью герои сотнями и тысячами живут среди нам, скромно работают, создавая новую жизнь… Нередко это герой так называемой «документальной литературы», в рядах которой стоит и книга «Республика Шкид»!»
Бывшие питомцы Шкиды не только приобрели профессии: они стали участниками большой жизни страны. Сделаться хорошим вором, шнифером или квартирником — в этом видел свое счастье Цыган. Теперь у него совсем другая мечта — служить людям.
Шкида возвращает этим ребятам самое ценное — право чувствовать себя человеком. Закрывая эту веселую и лирическую книгу, понимаешь, как дорого авторам это их прошлое, дороги и незабываемая, трудная и сложная их юность, и тот дом, та республика Шкид, которая вывела их в люди.
* * *
Первым, самым горячим почитателем книги, самым увлеченным ее пропагандистом стал А. М. Горький. В течение двух лет он писал о повести многим своим корреспондентам.
«Не попадет ли в руки Вам, — обращался он к С. Н. Сергееву-Ценскому, — книга «Республика Шкид» — прочитайте!.. Авторы книги — воспитанники этой школы, бывшие воришки, одному — 18, другому — 19 лет. Но это — не вундеркинды, а удивительные ребята, сумевшие написать книгу, живую, веселую, жуткую».
Когда М. Пришвин написал Горькому, что хотел бы послать ему в числе четырех книг, которые ему понравились за последнее время больше всего, «Республику Шкид», Горький ответил ему:
«Республику Шкид» — читал, с авторами переписываюсь. Видели вы их? Какие славные, скромные и умненькие они, судя по письмам… Книга их меня обрадовала и потрясла жутко. А как они монументально изобразили зав. школой Викниксора?»
Дважды Горький употребляет это слово: «жуткая», «жутко». Сочетание «потрясла жутко» говорит о многом. Горький, как никто другой, угадал весь драматизм жизни Шкиды, мучительно трудную судьбу ее воспитанников и то, как непросто давалась каждому из них и всей Шкиде в целом любая победа.
Значительны и интересны письма Горького авторам «Республики Шкид»: он делился с ними «тайнами ремесла», давал им ценные советы, объяснял им самим, что и почему им удалось, в чем вообще заключается задача художника. Он желал им скромности, просил не увлекаться похвалами в их адрес, напутствовал их: «…и чтоб дружба ваша надолго окрепла. Учитесь, это — чрезвычайно важно для вас…».
Самое большое одобрение Горького вызвал созданный в повести образ заведующего Шкидой Викниксора. Этот образ был для него особенно важен. Давно уже, многие годы пристально и с волнением он следил за деятельностью А. С. Макаренко. Лично они знакомы еще не были, и о деятельности Макаренко в колонии Горький знал лишь из подробных писем к нему Антона Семеновича и его колонистов. «Республика Шкид» словно открыла ему глаза, и он с огромным воодушевлением пишет А. С. Макаренко:
«Научили меня почувствовать и понять, что такое Вы и как дьявольски трудна Ваша работа, — два бывших воришки, авторы интереснейшей книги «Республика Шкид»… Чтобы понять то, что мне от души хочется сказать Вам — Вам самому следует читать эту удивительную книгу.
Я же хочу сказать вам вот что: мне кажется, что Вы именно такой же большой человек, как Викниксор, если не больше него, именно такой же страстотерпец и подлинный друг детей, — примите мой почтительный поклон и мое удивление перед Вашей силой воли. Есть что-то особенно значительное в том, что почувствовать Вас, понять Вашу работу помогли мне такие же парни, как Ваши «воспитуемые», Ваши колонисты. Есть — не правда ли?»
Письмо это содержит одновременно высокую оценку мастерства молодых писателей и восхищенное, благодарное отношение Горького к самоотверженному труду людей, занятых наинужнейшим делом перевоспитания человека. Он помнит и думает об этих людях постоянно. Обращаясь снова к повести Белых и Пантелеева в очерке «По Союзу Советов», он оценивает образ шкидского президента еще более высокой мерой. «Новый тип педагога, — пишет он, — уже нашел свое отражение в литературе — такова монументальная и героическая фигура Викниксора в «Республике Шкид», намек на этот тип есть в книге Огнева «Дневник Кости Рябцева».
С самым теплым чувством говорит он о «Республике Шкид с колонистами Куряжа. Оказывается, он особенно ценит людей, которым судьба «с малых лет нащелкала по лбу и по затылку», потому что верит в них. Он радуется возможности рассказать колонистам о Белых и Пантелееве, в недавнем прошлом таких же, как они, ребятах. Сам прошедший суровую школу жизни, он находит в «Республике Шкид» отклик своему выстраданному опыту, своим убеждениям, своим надеждам. И потому так по-особенному проникновенно звучат его слова: «Для меня эта книга — праздник, она подтверждает мою веру в человека, самое удивительное, самое великое, что есть на земле нашей».
