Тянь-Шань — это обширная область для новых географических исследований и широкое поприще для альпинизма. Мы только пионеры и стараемся развязать лишь основные узлы. Для других же советских ученых и для их помощников-альпинистов остается здесь непочатый край исследовательской и спортивной работы.
Солнце село в облака. Ночью сплошная облачность окутала вершину, и, вместо обычного раннего выхода, пришлось ожидать прояснения. Как только в облаках появились просветы, группа вышла с бивуака, оставив в палатке двух больных Мухина и Ошера.
Подъем на гребень от места бивуака имел примерно тот же характер, что и предыдущий подъем от цирка.
Альпинисты, знакомые с Кавказом, сравнивали этот участок с подъемом на Безингийскую стену к вершине Катын-тау и находили много сходного. Это сравнение одной из самых суровых северных снежных стен Кавказа с южными склонами пика Нансена до некоторой степени определяло снежные особенности высокогорного Тянь-шаня. На южных склонах до высоты 5 000 м мы встретили достаточно уплотненный и нелавиноопасный снежный покров. Выше снег стал рыхлее, и на высоте 5 400 м при выходе на гребень я провалился в трещину и удержался на поверхности только благодаря внимательности Тимашева, быстро вонзившего в снег ледоруб и натянувшего веревку. Дальше пошли осторожнее. Тяжелые снежные карнизы свисали над гребнем и долго не позволяли подойти к краю. Наконец, дошли до части гребня с обрушенными карнизами и заглянули вниз. Далеко-далеко, на дне ущелья, серебрилась извилистая ниточка бурного Инылчека. Трехкилометровый обрыв со следами лавин и обвалов производил сверху внушительное впечатление, и всем невольно захотелось отойти подальше от края. Здесь сорвешься — костей не соберешь! Мы пошли дальше, вдоль гребня, благоразумно обходя карнизы. Гребень внезапно закончился, упершись в скалу. В сторону долины Инылчека эта скала обрывалась отвесной двухсотметровой стеной, в сторону же ледника Кан-джайляу отвесные скалы постепенно переходили в не менее крутой ледовый склон, кое-где присыпанный снегом и со следами недавних лавин. Снежный купол вершины прикрыл скалы как бы большой белой шляпой, В довершение сходства над скалами нависали поля шляпы из сползавшего с купола белого фирнового льда. В том месте, где гребень западного плеча вершины уперся в скалы, над ним выступал метров на 20 массивный ледяной навес.
Здесь было над чем подумать альпинистам, стремящимся выйти на купол. На высоте 5 500 м мы встретили одно из самых серьезных препятствий.
Я, как командир штурмовой группы, принял решение выбираться наверх по большой трещине, проходящей в куполе над скалами. А чтобы добраться до этой трещины, придется полазать по обледенелым скалам и пройти под навесом. Конечно, это нелегкая задача, но с ней необходимо справиться. Вспомогательная группа останется у подножия скал до тех пор, пока остальные не выберутся на купол.
Трудности встретились раньше, чем можно было ожидать. Обледенелые скалы оказались покрытыми толстым слоем рыхлого снега, в котором ледоруб не оказывал нужной помощи. На отлогих склонах мы проваливались в мягком снегу по колена. Но на крутой части гребня под сбросом я ушел в снег по пояс и очень медленно поднимался вверх, стараясь надежнее ставить ноги в кошках на лед и скалы, прикрытые глубоким снегом. Я вдавливал в снег левую руку до самого плеча, а ледорубом, находящимся в правой руке, пронизывал снежную толщу и старался нащупать штычком какое-нибудь углубление или трещинку в скалах, чтобы, отперевшись на ее края, создать дополнительную точку опоры. Когда у меня срывалась нога, я повисал на руках и опять царапал под снегом своими кошками гладкие скалы, пока зубья кошек не зацеплялись и появлялась возможность сделать новый шаг. Расстояние в 50 м я прошел за два часа, пробив снеговую глубокую траншею. Устав от такой работы, я значительно сбавил темпы продвижения. В то же время излишек самолюбия не позволял мне полностью осознать сложность положения, и я, не теряя уверенности, подбадривал себя такими мыслями Трудно, трудно, но все равно я здесь пройду. Вылезу наверх наперекор всему!
Следовавший за мною Тимашев начал зябнуть, видимо, он заболел. Превозмогая недомогание, он тщательно меня страховал, пропуская веревку через воткнутый в утоптанный снег ледоруб, но не мог побороть в себе чувство недовольства моей медлительностью. От длительного пребывания на краю трехкилометрового обрыва у него начала кружиться голова. Изредка он поглядывал вниз. Облака, спускаясь, закрыли долину Инылчека, но не могли скрыть огромную опасность в виде ледяного тысячетонного карниза над нашими головами и края пропасти в одном метре слева.
Вторая двойка — Рацек и Попов шли за нами вплотную по протоптанному снегу, мерзли и очевидно тоже молча досадовали на кажущуюся мою медлительность.
Под самым карнизом снега было меньше, обнажились белый лед и скалы. Я стремился скорее выбраться из глубокого снега. Тяжело дышал. Было жарко от длительного напряжения. Впереди виднелся торчащий изо льда черный скальный выступ, и очень хотелось скорее добраться до него и сделать хотя бы маленькую передышку. Вырубив десяток ступеней, наконец, подошел к выступу, сел на него верхом, забил повыше себя длинный ледовый крюк, привязался к нему и облегченно вздохнул.
Наконец-то стало возможным заменить заболевшего спутника и немного отдохнуть.
Через 10 минут Тимашев был внизу у подножия скал и привязался на веревку Летавета, а еще через 15 минут Белоглазов оказался на выступе рядом со мною и страховал меня во время обычного лазания по обледенелым скалам. Попов и Рацек догнали нас и также закрепились на выступе.
Забив еще один промежуточный крюк, я опять пошел впереди и вышел на 16 м вправо из-под ледяного навеса, попутно очищая скалы от ледяной корки. Поверхность скал, состоящих из серого мрамора, сильно разрушена, но все щели запаяны льдом. Когда понадобилось забить очередной крюк, я предпочел укрепить его в чистом льду.
Выход со скал в ледяную трещину был несложен. Но подняться снизу между двух ледяных стен было значительно труднее. Упираясь кошками в одну стену, а спиной и руками в другую, я преодолевал это препятствие, выдалбливая ледорубом уступы-опоры для рук. Затем, найдя новую опору для спины и левой руки в ледяной стене и вонзив кошки в противоположную, правой рукой я долбил ледорубом уступы с левого боку или над левым плечом. Наконец, я облегченно вздохнул, когда и этот ледяной камин кончился.
Далее трещина внезапно расширилась до 6–8 м, и здесь, па просторной площадке, собралась вся четверка.
Чтобы вылезти на купол, потребовалось подсаживание и устройство лестницы на четырех ледорубах, вбитых один над другим в фирновую отвесную стену. Белоглазов первым вышел на купол, за ним я. Вслед за нами поднялись Попов и Рацек. Мы долго шли по колена в снегу по широкому, отлогому склону купола и 27 августа в 17 часов были па вершине (5 700 м) пика. Следуя совету Летавета, мы внимательно смотрели на запад, на север и на восток, но, к сожалению, ничего не увидели. Сплошная облачность закрывала все окружающее. Тяжелые облака обволакивали все густым туманом. Внизу, по-видимому, шел снег, хотя на вершине проносились лишь редкие снежинки. Ветра почти не было.
