Прежде диспуты велись нередко с такой живостью и так серьезно, как будто шел вопрос о жизни и смерти. Если диспут затягивался допоздна и не был закончен, он возобновлялся на следующий день с раннего утра, причем публика не только не опаздывала, но собиралась даже раньше самих диспутантов.
Победитель оставлял аудиторию обыкновенно среди единогласных криков одобрения и после всевозможных оваций; побежденный спешил навсегда оставить университет, где он потерпел неудачу.
Бруно поручил защиту объявленных им тезисов наиболее даровитому из своих учеников, молодому аристократу Жану Геннекену. Тот начал защиту восторженною похвалою автору тезисов, которого он прославлял как пророка, возвестившего приближение новой эры в жизни человечества. Составленное, вероятно, самим Бруно объявление о приглашении желающих участвовать в этом диспуте было озаглавлено: Excubitor (т. е. пробуждающий к жизни) и представляло классический манифест свободного научного духа против тирании католицизма и предрассудков большинства.
Как организм, – говорит автор манифеста, – может привыкнуть к действию яда, так и человеческая мысль привыкает к устарелым заблуждениям. Недостойно мыслить заодно с большинством только потому, что оно большинство. Автор предпочитает славу в глазах богов бесславному господству во мнении толпы. Аристотель был выдающийся ум, но несправедливо считать авторитет его непогрешимым. Единственным авторитетом должен быть разум и под его руководством производимое исследование. С пламенным красноречием Бруно – Геннекен заклинает профессоров Парижского университета склонить голову «перед величием истины», воздать должное не «огню его красноречия, а убедительности доводов», и признать решающее значение за освободительною силою Коперниковой системы мира.
Нам остался неизвестен результат этого всемирно-исторического диспута, где два века, старый и новый, боролись между собою за преобладание. На одной стороне были Аристотель и Птолемей с их учением о неподвижности Земли и конечности вселенной, на другой – Бруно, с проповедью движения Земли и множества миров. Во всяком случае, несомненно, что парижские профессора, присутствовавшие при этом открытом нападении на их схоластическую философию, не могли оказаться лучше настроенными по отношению к Бруно, чем их товарищи в Оксфорде. Стоит лишь вспомнить, что незадолго перед тем, в 1572 году, ученый Петр Рамус пал в Париже жертвою наемных убийц за то, что осмелился в области логики отрицать авторитет Аристотеля.
Впоследствии на допросах венецианской инквизиции Бруно показал, что оставил Париж на третий день после своего знаменитого диспута и что сделать это его заставило вспыхнувшее в городе «возмущение». Быть может, это «возмущение» столько же относится к взрыву общественного негодования, вызванного защитою им своих тезисов, сколько и к началу действительно вспыхнувшей междоусобной войны.
Как бы то ни было, Бруно мог с чувством внутреннего удовлетворения глядеть на томик тезисов, который оставил он парижанам на «прощанье» как «залог живого воспоминания» своей реформаторской деятельности.
Бруно в Германии. – Марбург и Виттенберг. – Характеристика императора Рудольфа II. – Книга о 160 тезисах. – Бруно в Гельмштадте. – Герцог Юлий Брауншвейгский. – Интрига пастора Боэциуса против Бруно. – Франкфурт-на-Майне и книжная торговля в XVI веке. – Бруно в кармелитском монастыре. – Поездка в Цюрих, братья Гейнцель. Возвращение во Франкфурт и издание четырех сочинений на латинском языке. Учение Бруно о монадах, неудовлетворительность этой концепции. – Книга «О сочетании образов, символов и представлений»; связь философии с искусством. – Сочинение Бруно «О бесконечном», подражание Лукрецию. – Тоска по родинеПокинув Францию, Бруно направился в Германию. Судя по одному месту в Изгнании торжествующего животного, он был первоначально не особенно высокого мнения о немцах и их отечество представлял себе преимущественно страною пьяниц. Сначала Бруно посетил Майнц и Висбаден, однако, не найдя занятий ни в том, ни в другом городе, отправился далее, в Марбург, куда и прибыл в конце июля 1586 года. С целью опять приняться за университетскую деятельность он явился к ректору Марбургского университета Нигидию, профессору нравственных наук, и назвался «доктором римской теологии». Когда же, как гласит хроника университета, философский факультет «по уважительным причинам» отказал ему в дозволении читать лекции по философии, он пришел в такую ярость, что грубо обругал ректора в его собственном доме и заявил, что факультет нарушил народное право и обычаи всех германских университетов и поступил против интересов науки. Теперь трудно установить, что это были за «уважительные причины», заставившие ректора, с согласия факультета, отказать Бруно в чтении лекций; в этом отношении мы можем строить одни лишь догадки, основанные на сочинениях Бруно и показаниях, которые он давал при допросах в Венеции. Вероятнее всего, что Марбургский университет, как находившийся в то время в руках реформатов, относился к новому учению о мироздании с не меньшею враждебностью, чем католики. Позже Бруно имел случай еще раз убедиться в нетерпимости кальвинистов во время своего пребывания в Виттенберге, университет которого считался первым в Германии.
В Виттенберге Бруно встретил самый радушный прием. Оказалось достаточным одного лишь заявления, что он, Бруно – питомец муз, друг человечества и философ по профессии, чтобы тотчас быть внесенным в список университета и получить, без всяких препятствий, право на чтение лекций. Бруно остался очень доволен приемом и в порыве благодарности назвал Виттенберг немецкими Афинами. В университете он встретил своего старого друга и земляка, юриста Альберика Гентиля, с которым познакомился еще в Оксфорде. Последний предоставил ему возможность читать об Органоне Аристотеля. Остальные профессора университета также отнеслись к нему сочувственно, чем позднее он не мог нахвалиться в речи, с которой в 1587 году обратился по одному поводу к университетскому совету.
Бруно, кроме «Органона», читал также лекции по метафизике, математике и физике, причем не забыл и о своем коньке – Луллиевом искусстве. В Виттенберге он отпечатал, с посвящением французскому королю Генриху III, сто двадцать тезисов, составлявших предмет его знаменитого диспута, в Троицын день, в Париже. Кроме того, он издал две книги о Луллиевом искусстве. В те времена Виттенберг был убежищем свободной мысли и напоминал лучшие годы Лютера. Здесь Бруно мог не скрывать своих философских убеждений; никто не спрашивал об его отношениях к католицизму, Лютеру или Кальвину; он мог безбоязненно проповедовать свое излюбленное учение о бесконечности вселенной и множестве миров.
