Юрий Грачёв - Звёзды Сибири

И он подал стакан Оле, которая разливала чай. Оля подала ему стакан и сказала: — А себе я налью только полстакана, а то, вероятно, не успею выпить.

— Полстакана напоминает о несовершенстве, — сказал Володя.

— Мне налейте полный стакан, — сказал Федя, — Я полстакана выпью в этом году, а полстакана в новом.

— Слушайте, где гитара? — сказала Оля оглядываясь. — Я хочу, чтобы все последний стакан выпили под музыку. Она взяла гитару и начала проигрывать пропетый гимн. Все, улыбаясь, торопливо пили чай.

— Сколько времени? — спросила Шура, глядя на Володю.

— Это тайна, — ответил он. Стрелка приближалась к последней минуте. Было тихо.

— Прощайтесь со старым годом, — сказал Володя, — Секундная стрелка вступила в последнюю минуту. Вот и Новый год! Разрешите поздравить вас, дорогие друзья, С НОВЫМ ГОДОМ!!! Все пожимали друг другу руки и желали лучшего, нового счастья. Далеко за полночь разошлись по домам.

Через несколько недель после Нового года Володя, идя вместе с Олей, спросил её:

—Ты скучаешь о чём-нибудь?

— Нет, не скучаю, — ответила она, — если бы любила кого, то скучала бы. Не люблю и не скучаю.

— И меня не любишь? — спросил Володя.

— Нет, ты мне нисколько не нравишься.

До этого Володя шёл с ней под руку, но при таких словах он освободил свою руку из её руки и начал рассказывать ей, как он увлёкся ею, как дорожил её ласками, а теперь разочаровался во всём. Он поблагодарил её за искренность, пожал ей руку и пошёл домой. Он шёл, и ему не верилось, что она сказала эти слова. Ему казалось, что дни счастья и любви, которые были так близки, опять уходят в неизвестную даль.

— Но почему же Оля так непритворно ласкала меня? — думал он.

На воскресном утреннем собрании всё было радостно, только один Володя был как-то хмур и избегал встречи глазами с Олей. На спевке тоже всё было как обычно.

— Володя, мне нужно отдать Вам Вашу книжечку, — услышал он голос Оли. Оля подала ему альбом в красной обложке «Память курсов Москвы».

Володе было неприятно, что этот альбом, который он давал Тиме, попал к Оле.

— Володя, — сказала Оля, — я болею душой за свои слова. Прости меня! Будем опять друзьями!

— Я не обижаюсь на тебя. Ты мне сказала правду.

— Нет, Володя, я думала одно, а говорила другое, сама не знаю, почему.

— Но скажи, Оля, почему ты так поступила со мной?

В это время к ним подошли друзья, и разговор прекратился. Вскоре они опять встретились, и с ещё большим чувством привязались друг ко другу. Володе казалось, что она во всём покоряется ему как дитя. И его судьба навеки будет связана с ней.

По сложившимся обстоятельствам Володе на время пришлось поехать в Москву. Попрощавшись со всеми друзьями, он зашел к Оле.

— Оля, я уезжаю, — сказал он.

— Я знаю, — грустно ответила она.

— Оля, я так неожиданно и так скоро полюбил тебя всей душёй, и мне кажется, больше за детскую покорность моей любви. И теперь ты вся хороша, красива и нежна в моих глазах, каждая минута общения и ласки с тобой приносит мне море счастья и красоты.

Оля сидела, не поднимая глаз, и глубоко неровно дышала. Она взглянула на него, улыбнулась и припала головой к его рукам.

— Володя, я провожу тебя на станцию.

Они оделись и вышли. Волосы её были растрёпанные.

— У тебя есть гребёнка? — спросил Володя.

— Да, — сказала она.

— А где она?

— Не знаю, — ответила Оля. Ей было не до гребёнки. Из глаз её катились обильные слёзы.

— Володя, как тяжело это расставание! Лучше бы я не знала тебя. Так болит моё сердце.

В последнюю минуту расставания, она шептала ему:

— Володя, милый... До свиданья! Спеши скорей вернуться назад ко мне, мне будут тяжки эти дни. — Она прижалась к его груди. Он крепко обнял её...

Всю дорогу до Москвы сердце Володи ликовало. Он любил и был любим! В Москве Володя побывал на собрании, увидел много видных братьев. Среди них он увидел и поэта Б., который в своё время был в их местах. С ним он поделился, что серьёзно дружит с Олей. Поэт похвалил его дружбу и одобрил выбор.

— Я приготовлю тебе подарок и ты пошли ей.

На следующий день он передал Володе стихотворение:

«Твои глаза в дороге дальней

Над бездной пошлости людской,

Невыразимо и печально

Глядят с глубокою тоской.

И я хочу все неба ласки

Скорей, скорей к тебе призвать,

Чтоб изгрустившиеся глазки

Могли смеяться и сиять...»

Бежали месяцы за месяцами. Буря, непогода встретили и Володю. И события сменялись быстрее, нежели летели дни. Все надежды на личное счастье полетели под откос, как летят, трещат, ломаются терпящие крушение вагоны поезда. Много пришлось пережить, передумать в эти дни Володе. Он похудел, возмужал, мелкие морщинки показались на лбу. Он не потерял веру, не отрёкся от Христа и теперь находился в узах. Многие друзья вначале писали, а теперь только самые близкие иногда напоминали о себе.

— Оля, эта хорошая Оля, которая, казалось, так любит его, которую одобрял и поэт Б., молчала. Да, на что я ей нужен, узник? — думал Володя. — Вся эта любовь женская — ложь.

Однажды он получил письмо, что Оля духовно ослабла, ушла в мир и известна там, как хорошая плясунья и гитаристка. Нехорошо, мутно было на душе Володи.

В один из выходных дней он взял Библию и ушёл в строящееся здание, где никого не было по причине дня отдыха. Он вошёл в одну из недоделанных комнат и сел на чурбак. Какая-то тоска давила его. Нахлынули воспоминания...

Он вспомнил своё покаяние, те радостные дни первой любви, служения Господу, это была весна жизни. День крещения — какое торжество! Он, кажется, не ходил по земле, а летал. А потом — день полной отдачи на служение Господу. Библейские курсы в Москве, знакомство с сильными братьями, столпами дела Божия в России. Сколько было мечтаний... Сколько было надежд, казалось, великие перспективы были перед ним. Потом жизнь в деревне... Всё как-то потускнело, День за днём пробегало перед Володей минувшее. И чувство горького раскаяния терзало душу. Он как бы осознавал теперь свои ошибки.

«Ведь не так надо было вести себя. Ведь не так надо было воспитывать молодёжь. Почему ушла Оля? Почему ушли некоторые другие? Не было глубокой духовной жизни. Не было молитвенной жизни среди молодёжи. А как мало времени уделялось тому, чтобы вникать в себя и в учение, чтобы изучать Слово Божие? Ведь можно же было прожить эти годы юности ярче, лучше!»