Она и сама изобретала для своих ролей интереснейшие подробности. В «Эрике XIV» в роли Вдовствующей королевы она придумала какой-то шуршащий звук, с которым, как зловещая ящерица, возникала в темных дворцовых коридорах. И это было настолько «оттуда», что Михаил Чехов иногда просил ее: «Сима, пошурши…»
В Театре Ленинского комсомола «воспитанники» Бирман любили наблюдать ее спектакли из-за кулис. И она об этом знала. Актриса Надежда Надеждина (в те годы жена Михаила Пуговкина) вспоминала: «Особенно я любила смотреть ее в спектакле «Особняк в переулке» братьев Тур. Она играла роль фашистки. По сюжету, ее вызывали на допрос, и в этой сцене у нее был большой монолог, минут на десять. Отрицательная роль как будто бы не может вызывать симпатии у зрителя, но Бирман играла ее так блистательно, что уходила под шквал аплодисментов. Я до сих пор помню, как она по-военному поворачивалась, высоко, чуть не до носа, поднимала ногу и строевым маршем уходила за кулисы. И сразу зал взрывался аплодисментами. А как-то раз аплодисментов не было, она увидела меня, подозвала: «Надежда! Почему нет аплодисментов? Я что, хуже играла?» – «Да нет, Серафима Германовна, зритель потрясен… молчание бывает иногда дороже аплодисментов». Она могла не спать ночи, если ей казалось: что-то не так…»
* * *
Счастливый период в Театре имени Ленинского комсомола закончился в 1951 году, когда в декабре неожиданно умер Иван Берсенев, в расцвете сил и таланта. Театр на долгие годы остался без руководителя. Формально этот пост занимала Софья Гиацинтова, но она не была управленцем ни по сути, ни по характеру. И ей, и Серафиме Бирман было сложно справиться с коллективом, который стали разъедать интриги, сплетни, повальное нарушение дисциплины. К тому же, в стране разрастался антисемитизм, который коснулся и Серафимы Германовны. Театр без объяснений закрывал ее режиссерские проекты, старые постановки снимались с репертуара. Бирман начала ездить в провинцию, работать с актерами в Ташкенте, Риге и других городах.
«….я подала заявление об уходе, Софья Владимировна – тоже, – писала Серафима Германовна Надежде Надеждиной после того, как прекратили репетиции спектакля «Женщины Нискавуори». – Ее могут не отпустить, так как она связана с театром еще другими узами. Мы обе решились на этот шаг, в нашем возрасте очень рискованный, но иначе поступить было нельзя…»
К тому времени директором Театра имени Моссовета стал Лев Лосев, который очень уважал старых актеров, старался их опекать, он и предложил Серафиме Бирман вернуться на эту сцену. Предложение было заманчивым, но в то же время казалось рискованным. В Театре имени Моссовета уже служила одна «реликвия» – Фаина Раневская, годами ожидавшая новой роли. А если учесть, что это были актрисы одного амплуа, которых, к тому же, иногда путали даже зрители, перспективы этого перехода казались весьма туманными. Но других предложений не было, как и поддержки ни от кого из коллег.
«В Театре Ленинского комсомола сейчас плохо до трагедии: не осталось ни одного счастливого человека, нет луча творческой радости. Мне многих там жаль. Не скажу, чтобы я ждала лучшего, но в новом театре не будет могил, «безверием осмеянных страстей»… – выражала в письмах надежду старая актриса.
Перевода в Театр имени Моссовета Бирман добивалась целых полгода. В 1958 году она и Гиацинтова покинули Театр имени Ленинского комсомола. Правда, Софья Владимировна вернулась уже через три года и оставалась в «Лейкоме» до последних дней.
А в жизни Бирман начинался новый, последний этап ее яркой, но все-таки трагической творческой биографии…
* * *
«В кино меня приглашали в основном на роли комические. От многих я отказывалась. Я никогда не хотела и не хочу быть «фарсеркой», актрисой, вымогающей смех зрителей. Я хочу быть комедийной актрисой, хочу, чтобы роль, пусть самая эксцентричная, была бы глубоко человечной…» Так писала Серафима Германовна о своей работе в кинематографе.
Она снималась всего лишь пятнадцать раз. Какая ничтожная цифра для великой актрисы! С ее необыкновенно выразительной внешностью, с ее острыми чертами, удивительным пониманием смешного. Ее смело могло бы эксплуатировать немое кино, столь требовательное в отношении лаконизма, четкости и оригинальности интерпретации. Но режиссеры приглашали Бирман на роли второплановые, эксцентрические. «Не нравится мне это ваше… так называемое искусство», – отвечала им актриса. Но сниматься соглашалась.
В комедии Якова Протазанова «Закройщик из Торжка» ее героиня называлась – соседка вдовы Широнкиной. Вместе с коротенькой толстушкой Евой Милютиной они составляли комический дуэт, подчеркивая несуразность своих фигур, акцентируя недостатки внешности. Бирман не пришлось ничего играть, выполнив всего лишь эффектный, шаржированный рисунок, точно соответствующий размеру роли.
А вот в роли мадам Ирэн в фильме «Девушка с коробкой» образ был разработан более детально. Героиня Бирман – аристократка, с точки зрения модистки. Отсюда усталая манера, ленивый, деланый жест. Все претенциозно, несколько театрально и наивно. Но за этой ширмой есть уже и нечто потаенное – страх перед будущим, перед новой властью. Эта «тираническая нэпманша» внушала и ужас, и презрение, а потом и вовсе превращалась в трагическую клоунессу. Двойственность образов, умение приоткрывать за броским шаржированным рисунком подлинные страсти, скрытые или скрываемые импульсы, – эти черты станут очевидными в лучших работах Серафимы Бирман и в звуковом кино. Правда, немногие режиссеры могли так, как Борис Барнет, «распорядиться» таким сокровищем, как Бирман, поэтому постепенно ее кинокарьера сошла на нет. Правда, сама актриса этого даже не заметила. Она была всецело предана театру.
Но в середине 40-х Серафиме Бирман посчастливилось сыграть главную роль своей творческой биографии, во всяком случае – в кино. Сергей Эйзенштейн предложил ей сыграть Ефросинью Старицкую в «Иване Грозном».
О работе над этим знаковым фильмом в истории кино и о том, что ей предшествовало, писалось много, белых пятен почти не осталось. Что касается образа боярыни Ефросиньи Старицкой, не побоявшейся бросить вызов самому царю, здесь, в первую очередь, вспоминают о том, что поначалу Эйзенштейн хотел снимать Фаину Раневскую. Сохранилась фотопроба. Сохранилось письмо председателя кинокомитета Большакова секретарю ЦК ВКП(б) Щербакову от 24 октября 1942 года: «Сообщаю, что С. Эйзенштейн просит утвердить на роль русской княгини Ефросиньи в фильме «Иван Грозный» актрису Ф. Раневскую. Он прислал фотографии Раневской в роли Ефросиньи, которые я направляю Вам. Мне кажется, что семитские черты у Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах, и поэтому утверждать Раневскую на роль Ефросиньи не следует, хотя Эйзенштейн будет апеллировать во все инстанции…»
