Опасный характер всех этих задержек и сбоев Зощенко, конечно, хорошо понимал, поэтому все в том же письме 10 сентября он пишет довольно мрачно: «Хотел „облагодетельствовать“ человечество… Предвижу брань и даже скандал. Редакция хотела устроить диспут до напечатания. Но Сперанский не посоветовал, сказав, что диспут устроим, опубликовав книгу»[1266]. Были в этом письме и выражения несомненного смятения: «Я тут было хотел вообще не печатать книгу. Получается столь интимно и откровенно, что стало мне не по себе. Верней, я хотел прекратить печатание после 1-й части… Решил положиться на судьбу — втайне надеюсь, что всю книгу не напечатают, где-то запнется. Скорее всего, III и IV части цензура не пропустит. Кроме утешения от этого ничего не получу».
Видимо, из-за очередной задержки журнала редакция подготовила сдвоенный № 10–11 с III частью повести, оставив последнюю её часть для № 12. 29 октября Зощенко писал жене: «Эти дни у меня тягостные — кончаю книгу (IV часть). Я думал, что после III части отдохну месяц. Но редакция должна закончить печатание в этом году, таким образом дать последнюю часть в декабрьской книжке… В общем, к 1 числу должен сдать всю книгу»[1267].
Однако в начале ноября 1943 года последовало запрещение дальнейшего печатания повести Зощенко. Заметим, что последним в 1943 году номером «Октября» оказался № 10; он был подписан к печати лишь 27 декабря и появился в новом 1944 году в объеме всего 119 страниц.
Слова в письме Зощенко: «Втайне надеюсь, что всю книгу не напечатают» оказались на самом деле всего лишь стремлением подготовить любящего человека, который за него деятельно «болеет», к ожидаемой катастрофе. На самом деле Зощенко надеялся совсем на другое: что книжка его проскочит цензуру (недаром полный её текст одновременно был сдан им в издательство «Советский писатель», откуда, как только стало известно о запрете, рукопись вернули автору). По мысли В. А. Каверина, «Первая часть написана ради второй. В ней Зощенко пытается объяснить психологическую сущность фашизма, и тогда шестьдесят два рассказа — примера из личной жизни — оказываются необходимыми, становясь на место»[1268] — получилось же так, что вторую часть читатели не увидели, и эти 62 рассказа повисли, ожидая публичного разгрома.
Зная, что повесть запрещена в Агитпропе ЦК, Зощенко понимал, что спасти её может только один человек. 25 ноября 1943 года он обращается с письмом к Сталину[1269]. Это его первое письмо вождю; сочиняя его, Зощенко пользовался советами академика А. Д. Сперанского. Письмо содержит краткую защитную автоаннотацию повести, информацию о запрете её (здесь Зощенко употребляет дипломатичную формулу: «Книгу начали печатать. Однако, не подождав конца, критика отнеслась к ней отрицательно. И печатание было прекращено» — таким образом, Сталин должен был заключить из письма, что Зощенко просит вождя выступить не против решения ЦК, где располагали полным текстом повести, о чем-де писатель не знает, а всего лишь против неких критиков в журнале). Заканчивалось письмо конкретной просьбой: «Я беру на себя смелость просить Вас ознакомиться с моей работой, либо дать распоряжение проверить её более обстоятельно и, во всяком случае, проверить её целиком. Все указания, которые при этом, будут сделаны, я с благодарностью учту».
Ответа Зощенко не получил. В секретариат Сталина письмо поступило 26 ноября, а в ночь с 24-го на 25-е в обстановке сверхсекретности Сталин поездом отбыл из Москвы в направлении Баку[1270] — 28 ноября в Тегеране началась его встреча с Рузвельтом и Черчиллем.
Поскольку автограф письма Зощенко хранится не в архиве Сталина, а в фонде Агитпропа ЦК (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125) и никаких пометок на нем нет (судя по обеим независимым публикациям — см. примеч. 35), то, скорей всего, подлинник письма сразу был передан в Агитпроп[1271] (Зощенко считал, что его письмо попало к Щербакову[1272]). Сталин письмо не читал (маловероятно, чтобы в начале декабря, когда он вернулся в Москву, ему доложили о письме Зощенко).
Запрет на продолжение печатания повести Зощенко, сообщенный Агитпропом ЦК журналу «Октябрь» в ноябре 1943 года, не сопровождался никакими печатными документами. Первая официальная бумага, содержащая негативный отзыв о повести «Перед восходом солнца», датирована 2 декабря 1943 года (т. е. после поступления в Агитпроп письма Зощенко Сталину[1273]) — это идентичные докладные записки Маленкову и Щербакову за тремя подписями: начальника Агитпропа ЦК Г. Александрова, его заместителя А. Пузина и… завотделом художественной литературы А. Еголина. Этот документ содержит критический обзор работы журналов «Октябрь» и «Знамя», главными «жертвами» которого оказались Сельвинский и Зощенко. «Анализ» повести Зощенко занимает в нем наибольшее место — и начинается с разгромного вывода: «В журнале „Октябрь“ (№ 6–7 и № 8–9 за 1943 г.) опубликована пошлая, антихудожественная и политически вредная повесть Зощенко „Перед восходом солнца“»[1274]. Понятно, что этой формулировкой Александров наступательно защищал «честь мундира» Агитпропа, утверждая правильность решения его Управления о запрете продолжения повести Зощенко. (Замечу, что главная рекомендация этой докладной записки: «Управление пропаганды считает необходимым принять специальное решение ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах» — была осуществлена лишь в 1946 году и, так получилось, журналов «Октябрь» и «Знамя» непосредственно не задела).
В тот же день, 2 декабря 1943 г. на основе докладной записки Агитпропа было принято постановление Секретариата ЦК ВКП(б) «О контроле над литературно-художественными журналами», содержавшее в преамбуле критику Агитпропа (понятно, не по причине запрета окончания повести Зощенко): «Отметить, что Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и его отдел печати плохо контролируют содержание журналов, особенно литературно-художественных. Только в результате слабого контроля могли проникнуть в журналы такие политически вредные и антихудожественные произведения, как „Перед восходом солнца“ Зощенко…»[1275]. Критикуя Агитпроп, Секретариат ЦК не оставил камня на камне от повести Зощенко: Управлению вменялось в вину именно разрешение печатать начало повести Зощенко (что, к слову, не могло не напугать лично Еголина). Этим же постановлением к журналам «Новый мир», «Знамя» и «Октябрь» приставлялись ответственные от Агитпропа, относительно которых в постановлении было записано: «Установить, что наблюдающие за этими журналами несут перед ЦК ВКП(б) всю полноту ответственности за содержание журналов»[1276].
