После Сашиной смерти историю этого досье обнародовал Юрий Швец, в прошлом майор внешней разведки, работавший в 80-е годы в США под прикрытием корреспондента ТАСС. Оставшись в Америке, Швец написал книгу о своей службе в КГБ, а теперь подвизался в Вашингтоне в роли консультанта по России. В августе 2006 года, за три месяца до отравления, Саша предложил ему поучаствовать в составлении пяти персональных справок на российских бизнесменов для британского клиента (потом выяснилось, что это был “Тайтон”), который, в свою очередь, получил заказ от крупного инвестора, изучавшего возможности в России. За эту работу Швец с Сашей должны были получить сто тысяч долларов.
Как рассказал потом Швец, первая справка была готова 20 сентября, за сорок дней до отравления. Это было восьмистраничное досье на одного из “питерских чекистов” в окружении Путина — Виктора Иванова, заместителя главы кремлевской администрации, а по совместительству председателя совета директоров “Аэрофлота” и оборонного концерна “Алмаз-Антей”. Само по себе досье не содержало ничего, что нельзя было разыскать, порывшись в Рунете: персональные данные, боевой путь от оперуполномоченного ленинградского УКГБ до начальника Управления собственной безопасности и замдиректора ФСБ при Патрушеве, и так далее. В справке упоминались связи Иванова с Тамбовской ОПГ в его бытность одним из соратников Путина в Питерской мэрии, а заодно и вся история о взрывах домов, которые пришлись как раз на тот период, когда он был в Конторе вторым человеком.
Для людей, искушенных в российских делах, все это было перепевом старых мотивов. Но консервативному британскому заказчику профиль Иванова в Сашином изложении показался слишком зловещим, и сделка в десятки миллионов долларов сорвалась. Это была одна из первых попыток новых олигархов-чекистов, поднявшихся в результате “второго великого передела” собственности после разгрома “Юкоса”, перепродать часть новоприобретенных активов на Запад. Попади эта справка в руки Иванова, Сашина судьба была бы решена: Иванов, как выразился один британский эксперт по России, был “весьма летальной личностью”. Узнав, что Саша отдал досье Луговому, Швец схватился за голову, но было поздно.
Я ДО СИХ пор ломаю голову над тем, почему Саша, который не уставал твердить, что в Кремле разработаны конкретные планы нашей ликвидации, настолько беспечно отнесся к собственной безопасности, что не увидел исходящей от Лугового угрозы. Впрочем, дело не в Луговом: Саша свободно общался со множеством приезжих из России, и на месте Лугового мог оказаться кто угодно. Да и поводов для расправы с собой “летальным личностям” в Кремле он давал предостаточно. Может быть, беспечность была обратной стороной его фатализма — уверенности, что “рано или поздно достанут”, а потому не стоит беспокоиться? Может быть, пренебрежение опасностью было способом повысить самооценку, бравадой, героикой обреченности, столь присущей людям его профессии, отголоском юношеского нарциссизма, когда под аккорды Высоцкого молодые души примеряют к себе образ романтической смерти: “Вот кончается время мое: тот, которому я предназначен, улыбнулся и поднял ружье…”
Как еще можно объяснить его выступление на Радио “Свобода” 21 августа 2006 года, за три месяца до гибели?
Я знаю, что они хотят нас начать убивать, чтобы заткнуть нам рот, они могут и “Вымпел” подключить, “Альфу” и уголовников, кого хотят… Поэтому меня мало волнует, кого они пришлют убивать. Я вам скажу — они уже присылали людей, чтобы нас убивать. Они опустились до военных преступлений, они опустились до терроризма. Поэтому я лично особо не переживаю, кого они пришлют. Я вам скажу, если они меня слушают, пусть знают: я для своей защиты не нанимаю телохранителей, я не прячусь, живу открыто, все журналисты могут меня найти, знают, где я живу. Так вот, господа, если вы приедете убивать меня лично в Великобританию, то вам это придется сделать открыто…
Воспитанный на культуре чекистской героики, сменивший ее на героику диссидентскую, он относился к опасности по пословице: “На миру и смерть красна”. Но никакое, даже самое романтическое воображение, не могло и представить себе смерть более “на миру”, чем та, которую Саша сам себе напророчил.
С Андреем Некрасовым и Ванессой Редгрейв.
“…градус его настроения постоянно повышался — происходила адаптация.”
Виктор Иванов. (Юрий Мартьянов/Коммерсантъ)
“…летальные личности в Кремле”.
Часть IX
Маленькая атомная бомба
Глава 28. Смерть в прямом эфире
Корреспондент “Эхо Москвы” позвонил утром в субботу 11 ноября: “Вы можете подтвердить сообщения, что Александр Литвиненко отравлен?”
Я находился в Париже по дороге в Лондон и ничего об этом не знал. Но порывшись в Интернете, выяснил, что первоисточником был сайт “Чечен-пресс”, который утверждал, что 1 ноября Саша был отравлен, и по всей видимости, ФСБ.
Я позвонил Саше на мобильный. Он уже неделю находился в “Барнет-госпитале”, небольшой районной больнице на севере Лондона недалеко от своего дома. Отвечал он бодрым голосом.
— Блевал три дня, пока не забрали в больницу. Доктора считают, что я съел несвежие суши, но я-то знаю, что дело не в этом.
— А что это был за итальянец? — спросил я. Согласно “Чечен-пресс”, Саша заболел после того как отведал суши в компании некоего Марио Скарамеллы, о котором я раньше не слышал.
— Мы вместе были в суши-баре, и он мог подсыпать мне что-то в суп.
Я привык к Сашиным конспирологическим теориям, но это было слишком! Итальянец с опереточной фамилией подсыпает отраву в мисо-суп!! Конечно-же ему попался несвежий суши.
Я позвонил Марине. Она сказала, что врачи нашли у Саши какую-то бактерию, название которой невозможно произнести. Ему дают антибиотики.
— Ничего, пройдет, — сказал я. — Завтра буду в Лондоне.
Все казалось настолько безобидно, что я не сразу поехал в больницу, Добираться туда было полтора часа: на метро до последней станции, а потом еще на автобусе. Прошло еще два дня, но Сашу не выписывали. Утром в среду я забеспокоился: две недели — слишком долгий срок для пищевого отравления.
То, что я увидел, когда приехал, встревожило меня не на шутку. Сашу держали в стерильной палате; прежде чем войти, пришлось надеть пластиковые перчатки, прозрачный фартук и маску, и запретили до него дотрагиваться, чтобы не заразить чем-нибудь, занесенным с улицы.
