14 июля.
Зиновьева рассказывала, что в последнее время Стишинский все получал угрожающие письма, что ему бросят бомбу; предупреждали в письмах его дочь, чтобы она не жила с отцом.
29 июля.
Давно не имела сведений из России. Сегодня узнала, что царь принимал Львова и Гучкова и долго с ними говорил. Они отказались от портфелей.
Председатель III Государственной думы Александр Иванович Гучков.
15 августа.
Палтов сказал про царя, что он равнодушно относится ко всему. Палтов должен это знать — его зять, кн. Путятин, неотлучно находится при дворе.
Дней 10 назад было совещание у царя министров и других лиц. Все высказывались за диктатуру. Царь и Столыпин — против; оба высказывались за то, чтобы опять везде было военное положение.
16 августа.
Мосолов говорил, что на заседании у царя относительно удельных земель с вел. князьями, из дохода которых вел. князья получают содержание, вел. кн. Владимир Александрович сказал, что воля царя для него священна, но что в этой мере, в мере передачи земель крестьянам, по отношению к арендаторам является невольно сопоставление с анархистским возгласом «руки вверх!» — арендаторы, которые люди относительно состоятельные, не имеют права купить возделанную ими землю и должны ее уступить хулиганам. На этом заседании все присутствовавшие были против этой меры, которая указана была царю Столыпиным и на которой Столыпин настаивал. При продаже этой земли должен составиться такой капитал, который давал бы доходу 6 млн. руб. для того, чтобы вел. князья могли получать то, что они теперь получают.
Сказал Мосолов, что Трепов болен, у него грудная жаба, он больше не в фаворе; фаворит же теперь кн. Орлов, который ежедневно катает царскую чету в своем автомобиле. Это единственное теперь их увлечение и развлечение.
18 августа.
Н. Д. Чаплин говорил, что на днях будет закон, чтобы все убийства были судимы полевым судом, что это является по инициативе царя, что это следствие убийства Мина.
Рассказал Чаплин, что месяца два назад Скалой (Варшава) сам расстрелял преступника, без суда, ему это было поставлено в упрек, и вот причина, почему он теперь депешей просил для Царства Польского чрезвычайных себе прав. А. А. Мосолов сказал, что, когда царь получил эту депешу Скалона, он его не понял, удивился этому требованию.
Стишинский рассказал, как произошло его увольнение из Министерства земледелия. В субботу, 8 июля, Горемыкин был вызван к царю, который ему намеками дал понять, что его уход из премьеров желателен. Горемыкин сказал царю, что уйдет весьма охотно, так как принял это назначение только ради желания царя. При этом царь ему тоже сказал, что желателен также уход Стишинского и Ширинского. Сперва Горемыка понял, что якобы царь желает, чтобы оба эти лица остались в новом Кабинете, и отвечал, что вряд ли их удастся уговорить, но, поняв в чем дело, сказал, что они, не колеблясь, уйдут.
До Горемыки у царя в кабинете был Столыпин, который вышел оттуда красный и взволнованный. Вечером у Горемыки было заседание, и он сообщил о своем уходе. Тогда Стишинский и Ширинский сказали, что и им следует тоже уйти, но Горемыка убедил Стишинского подождать с отставкой, прийти к нему завтра, в воскресенье, в 5 часов. На этом они расстались. На другой день, в воскресенье, было напечатано в «Правит. Вестнике» о роспуске Думы и об отставке Горемыкина и Стишинского. Последний узнал об этом от чиновника Министерства земледелия, Риттиха, который показал ему номер этой газеты. Стишинский не жалеет поста министра, но жалеет, что не послал своей отставки — ему обидна та форма, как он был отставлен.
19 августа.
Про министра народного просвещения Кауфмана с убеждением сказал Мордвинов: «Ваш приятель Кауфман совсем болван».
20 августа.
Лауниц, видимо, недоволен Столыпиным, что он двойственную ведет политику. Говорил, что Столыпин ему высказывал недовольство полицией, что она не на высоте своего положения. Лауниц предупреждал Столыпина, что на его даче предполагается покушение, но Столыпин этому заявлению не придал значения. Трудно в Петербурге работать ради того, что мешают, что «верхи» гнилы.
Летом, по словам Лауница, в Лесном был задержан целый митинг. Главным деятелем на нем был бухгалтер Крестьянского банка, который был арестован. Дознано было, что он всем руководил. Но затем этого бухгалтера пришлось освободить по просьбе Коковцова, и он снова на своем месте в банке.
Соколовский (Астрахань) был у царя. Он говорит, что царь выглядит совсем измученным, совсем не таким, каким он его видел два года назад, нет в нем уверенности.
21 августа.
Про Стишинского скажу, что он сильно смущен, сконфужен, расстроен, уязвлено его самолюбие. Хотя он повторяет, что консервативных убеждений не изменит, но про царя он говорит со скрытой желчью, а про Мосолова, когда заговорили, — даже со злобой.
22 августа.
Соколовский рассказывал, что, когда он был у царя, царь ему сказал: «Теперь все плохо, а что еще будет впереди!»
23 августа.
Вчера Н. Д. Чаплин верно говорил про все, что творится, про ту двойственность, которая царит теперь. Он так же, как и все, которые ясно понимают, во всем винит царя, его двойственность, хитрость, которую все разгадали. Царь ненавидит то, что сам дал, и якобы упорно желает провести реформы. Называя депутатов «лучшими людьми», призывая их к работе и проч., он в душе своей был против того, чтобы дать им возможность работать, поэтому и выбирает Горемыкина премьером, назначение которого делает невозможным никакое соглашение с Думой. Да и теперь: политика Столыпина — репрессии с реформами — это показное, из которого ничего выйти не может, кроме сумбура. По характеру Столыпин с царем весьма схожи: оба виляют, оба неискренни. Вот в каких руках Россия!
Теперь все повторяется, что Россия пойдет по пути реформ, а в Совете министров выработан план военно-полевого суда, который должен пройти только в Сенате, и будет на днях опубликован такой суд, который доселе не существовал.
По словам Чаплина, для царя никто не человек, никого он не любит, не ценит; когда человек ему нужен, он умеет его обворожить, но по миновании надобности выбрасывается человек бессовестно, как теперь Стишинский. И Столыпин будет вышвырнут, как и все остальные. Диктатуру никогда не создадут, так как царю придется тогда отстраниться, а он вряд ли на это согласится, так как власть любит. По всему видно, что царю и его большой семье придется быть искупительными жертвами.
