Выходит, удачник из удачников? Да, власть иногда его ласкала (был короткий ласковый период). Но сколько на него навешивали ярлыков, от «попутчика» до «врага». Можно вспомнить и определение Гитлера: «Эренбург — сталинский придворный лакей». А уж свои отечественные никогда не стеснялись: «Эренбургу пора понять, что он ест русский хлеб, а не парижские каштаны». Собратья по перу отрицали стиль Эренбурга, ругали за подражание французам, выделяя в его романах «одну публицистику» и т. д. То есть Эренбург стилистически не совпадал с советскими писателями и уж совсем не годился на роль барабанщика и горниста.
«В чем же были правы критики? — задавал вопрос писатель и отвечал так: — Да в том, что по своему складу я вижу не только хорошее, но и дурное. Правы и в том, что я склонен к иронии». Стиль Эренбурга — это сочетание иронии и сентиментальности, облеченное в четкие фразы и украшенное взрывчатыми афоризмами.
Европеец по характеру и мироощущению, Эренбург в конце 40-х годов ходил в «безродных космополитах». Во времена Хрущева Эренбурга склоняли за защиту абстракционизма и формализма. А он тем не менее и не собирался меняться!
Не был я учеником примерным
И не стал с годами безупречным.
Из апостолов Фома Неверный
Кажется мне самым безупречным.
Жизнь он мерил собственною меркой.
Были у него свои скрижали…
В 1954 году, после смерти Сталина, появилась знаковая повесть Эренбурга «Оттепель». Первая антикультовая книга. Фенологическому понятию «оттепель» писатель придал общественно-политический смысл. А затем вышли воспоминания «Люди, годы, жизнь» (1960–1965), вернувшие читателю вычеркнутые и запрещенные имена Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама и многих других изгнанных и расстрелянных. По существу, в этих воспоминаниях Эренбург предстал неким литературным Колумбом, открывшим неведомые доселе острова и земли, после чего горизонт российской литературы распахнулся и засверкал новыми яркими красками.
Корней Чуковский высказался о мемуарах Эренбурга следующим образом: «хороши своим великолепным благородством». Анна Ахматова осталась недовольна: «…О Толстом все наврано: Алексей Николаевич был лютый антисемит и Эренбурга терпеть не мог. Обо мне: у меня стены не пустые, и я отлично знала, кто такой Модильяни. Обо всех вранье». Любые мемуары — опасный жанр: всегда кто-то останется недовольным. В свое время досталось и Георгию Иванову за его «Петербургские зимы»: мол, много нафантазировал и исказил. Но это частности. Главное, воспоминания Эренбурга стали вехой в истории отечественной культуры.
В одном из последних интервью Эренбург скромно сказал о себе, что он — «потребитель искусства». Он любил искусство. Он обожал его, и в этом обожании он был истинным сыном Серебряного века. Обожатель искусства и творец искусства.
Прошу не для себя, для тех,
Кто жил в крови, кто дольше всех
Не слышал ни любви, ни скрипок,
Ни роз не видел, ни зеркал,
Под кем и пол в сенях не скрипнул,
Кого и сон не окликал.
. . . . . . . . .
Прощу до слез, до безрассудства,
Дойдя, войдя и перейдя,
Немного смутного искусства
За легким пологом дождя.
Илья Эренбург умер в конце лета 1967 года, в возрасте 76 лет. Как сказал драматург Леонид Зорин, с Эренбургом ушел от нас «осенний европеизм с его обаянием, с его усталостью, его готовностью быть лояльным…».
В одном из сонетов Эренбург писал, что в принципе все ничтожно «в этот век ракет», непреложно одно: искусство и его свет, «одно пятно, стихов одна строка». И концовка:
Все нарушал, искусства не нарушу.
ФИЛОСОФЫ
МЫСЛИТЕЛИ
ПУБЛИЦИСТЫ
Философией называется не самая мудрость, а любовь к мудрости.
Августин Блаженный
Когда слушающий не понимает говорящего, а говорящий не знает, что он имеет в виду, — это философия.
Вольтер
Одна из самых характерных черт преобладающего типа русской мысли… есть, так сказать, эмоциональность и интуитивность, ее определенность сильными стихийными страстями, оценками и чувствами. Людей этого типа трудно даже назвать «мыслителями» в строгом смысле этого слова; они скорее… суть духовные борцы, обличители, проповедники, «пророки». Получается почти впечатление, как будто они мыслят не умом, а каким-то «нутром» своей души.
Семен Франк
БЕРДЯЕВ
Николай Александрович
6(18).III.1874, Киев — 24.III.1948, Кламар, под Парижем
Как полярно меняются оценки людей. В начале 30-х годов Большая советская энциклопедия ругала Бердяева за «национал-шовинистический бред» и «реакционно-мистические фантазии». В начале 50-х к нему приклеили ярлык, чтобы в нем никто не сомневался: «Бердяев — реакционный русский философ-мистик, белоэмигрант, ярый враг Советской власти». Сегодня, кто с радостью, а кто вынужденно, признают, что Николай Бердяев — это русский Гегель XX века, один из величайших философов и пророков нашего времени, один из универсальных людей нашей эпохи, великий мыслитель, чей труд явился связующим звеном между Востоком и Западом, между христианами разных исповеданий, между христианами и нехристианами, между нациями, между прошлым и будущим, между философией и теологией и между видимым и невидимым. И самое любопытное то, что высот духа достиг человек, что называется, «не окончивший курса». Как это могло произойти? Без краткого биографического рассказа не обойтись.
Николай Бердяев происходил из старинного дворянского рода. Его предки — генералы и георгиевские кавалеры. По материнской линии — именитые монахини, члены княжеских и графских домов, бабушка — французская графиня де Шуазель. Обычное дворянское детство: усадьба, няня, домашнее образование с изучением иностранных языков, поездка с родителями на курорт в Вену. Учеба в Киевском кадетском корпусе, затем Киевский университет, сначала физико-математический факультет, потом — юридический, однако университет Бердяев так и не закончил: был исключен за революционную деятельность. Входил в один из марксистских кружков вместе с Анатолием Луначарским. Дважды подвергался аресту. 22 марта 1900 года Бердяев был выслан в Вологду «под гласный надзор полиции». В Вологодской ссылке подобралась неплохая компания: все тот же Луначарский, Алексей Ремизов, Борис Савинков… Бердяев время даром не терял и активно занимался философией. В Вологде произошел его переход «от марксизма к идеализму».
