ПЕРВЫЙ ВОПРОС, КОТОРЫЙ Саша задал мне в понедельник 20 ноября, был о прессе: ну, наконец — то они поняли? Дошло до них, что его отравила Контора? Он не спросил ни про лечение, ни про врачей, он по-прежнему вел бой и хотел нанести врагу максимальный урон.
— Внизу стоит десяток камер и полсотни журналистов. Но ты сам прекрасно знаешь, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — сказал я извиняющимся тоном. — Нужна фотография, извини, картинка того, как ты сейчас выглядишь.
Марина бросила в мою сторону сердитый взгляд.
— Саша, я не хочу, чтобы тебя снимали в таком виде.
— Принеси-ка зеркало. — попросил он.
Когда она вышла, он взглянул на меня так, что мне стало не по себе: на лице не было ни ресниц, ни бровей.
— Борис приходил, просил прощения, — сообщил он. — Считает, что это из-за него меня траванули.
— Ты простил?
— Я ему сказал, зря вы это, Борис Абрамыч; я же сам выбрал этот путь.
Мы помолчали. Потом он спросил:
— Какие у меня шансы?
— Врачи дают пятьдесят на пятьдесят, но у тебя ведь сильный…
— Знаю, знаю, — прервал он. — Я хочу сделать заявление на случай, если не выкарабкаюсь. Назову гада по имени. Аня не смогла, так я сделаю это за нас обоих. Ты напиши по-английски складно, а я подпишу. И пусть лежит у тебя на всякий случай.
— Хорошо, только мы его вместе порвем, когда ты отсюда выйдешь.
— Порвем, порвем. Значит так, поблагодари врачей, полицию, ну и напиши, что меня он достал, но всех не перетравит, и так далее.
Ему было трудно говорить, но я чувствовал в его голосе и во всем его облике что-то новое — от него исходила какая-то незнакомая мне сила. Я подумал, что раньше никогда не получал от него инструкций, да еще таких, которые не подлежали обсуждению и их следовало выполнять беспрекословно. До сих пор в наших отношениях мне выпадала роль старшего, он ожидал от меня одобрения, а я видел в нем какую-то подростковость. Но теперь все было наоборот: он был взрослый, уверенный в себе, мудрый наставник, а я школяр, записывающий домашнее задание. Будто яд, который за три недели состарил его на тридцать лет, дал ему какую-то глубинную мудрость, которой у меня не было. Позже, когда Марина поведала мне о “другом Саше”, который проявлялся в критические минуты, а потом вновь исчезал, я понял, что тогда в палате я увидел именно такое перевоплощение.
Наконец Марина вернулась с зеркалом. С минуту он внимательно себя разглядывал и остался доволен — выглядел он ужасно. Я позвонил Тиму Беллу и попросил прислать фотографа.
На следующий день Сашина фотография, отражение страдания и героики последнего боя, разошлась десятками миллионов копий по всему миру. А его заявление, предназначенное к публикации после смерти, подписанное во вторник 21 ноября в присутствии Марины и адвоката Джорджа Мензиса, лежало запечатанным в сейфе адвокатской конторы на Картер-Лейн.
В то утро я принес ему свежие газеты; его горячечный взгляд, устремленный на читателя из глубоко запавших глазниц на облысевшем, обтянутом желтой кожей черепе, буквально пронзал душу.
— Нормально, — сказал он удовлетворенно. — Теперь он не отвертится.
Это были последние слова, которые я от него услышал.
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ дня 21 ноября снова появился профессор Генри. Поговорив с лечащим врачом, он помрачнел.
— Это точно не таллий, — сказал он. — У Александра полностью отсутствует функция костного мозга, но сохранился мышечный тонус; если бы это был таллий, то все было бы наоборот.
— Но как все-таки объяснить то, что в Барнет-госпитале нашли таллий?
— Это загадка. Возможно, он получил небольшую дозу таллия плюс что-то еще…, - он замолчал на полуслове. — Постойте-ка, может быть, это не простой, а радиоактивный таллий? Это объяснило бы все симптомы.
Благодаря своему научному прошлому, я понял, что он имеет в виду. Небольшое количество радиоактивного изотопа таллия вызовет не химическое отравление с характерными симптомами вроде мышечной слабости, а радиационное поражение, приводящее к разрушению костного мозга. Выпадение волос характерно для обоих типов воздействия — и химического, и радиационного, так что все сходится.
Профессор Генри пошел обсуждать свою новую теорию с лечащим врачом. Я наблюдал за их разговором со стороны; видно было, что врач слушает знаменитого токсиколога вполуха, а заботят его совсем другие вещи.
Профессор вернулся с обескуражнным видом:
— Я сказал ему про радиоактивность, но он отмахнулся. Говорит, Александра проверяли на радиоактивность дважды и ничего не нашли. Впрочем, с точки зрения врачей сейчас уже не важно, чем он был отравлен — радиоактивным или химическим ядом. Беспокоиться нужно о последствиях, например об остановке сердца или какой-нибудь инфекции. Он слабеет с каждым часом.
В тот вечер я разыскал в Интернете все о радиоактивном таллии. Оказалось, что в 1957 году агенты КГБ в Западной Германии использовали его для отравления перебежчика по имени Николай Хохлов. Симптомы были те же, что и у Саши, но в отличие от Саши у Хохлова в организме нашли радиоактивность, а у Саши ничего подобного не было.
Зазвонил телефон.
— Я думаю, я решил загадку, — сообщил профессор Генри. — Скорее всего, ваш друг получил дозу какого-нибудь альфа-эмиттера. Больничные приборы не могут его заметить, в больницах не умеют регистрировать альфа-частицы. Поэтому-то они и не нашли радиации. Радиоактивный таллий, кстати, излучает гамма-лучи; его они бы заметили. Значит, это все-таки не таллий.
Мне не нужно было объяснять дважды — это было на уровне школьной программы физики. Существует три типа радиации: альфа, бета и гамма. Гамма-лучи отличаются высокой энергией; это “проникающая радиация”, защитить от нее может только толстый слой металла. Когда в мединституте студентам рассказывают про лучевую болезнь, например у людей, получивших дозу радиации в Хиросиме или Чернобыле, именно гамма-облучение имеется в виду. Гамма-эмиттеры (излучатели) также используется в рентгеновских аппаратах и для изотопной диагностики.
В отличие от гамма-лучей, альфа-радиация в медицине не используется. Излучаемые альфа-эмиттерами альфа-частицы обладают очень низкой энергией, они не проникают даже сквозь лист бумаги. Никакие больничные приборы не в состоянии их обнаружить. Счетчики Гейгера, которыми оснащена полиция, или службы радиационной безопасности, также настроены на гамма-лучи и не в состоянии обнаружить альфа-частицы. Даже если бы Саша “светился” альфа-излучением, врачи и полицейские никогда бы этого не заметили. Нужно специальное оборудование.
