– Я присягал Родине, Советскому Союзу. И буду защищать его до последней капли крови. Приказа не будет! Танки в столицу не войдут!..
Кому-то не понадобилась даже эта капля его крови. Лежит он у батареи отопления с петлей на шее. Последний истинный Герой Советского Союза. Герой – от народа. От Бога…
Люди, обладающие волей, великим даром повелевать сотнями тысяч солдат на полях сражений, умеющие планировать стратегию и предугадывать военную победу, как ни странно, попав в паутину политики, становятся, как мне кажется, беспомощными и наивными как дети. Такова жестокая правда, ведь без опоры на военную силу ни один государственный переворот невозможен. Так, думается, и произошло и с Ахромеевым, и с Варенниковым, и с министром обороны Язовым…
Правда, в средствах массовой информации проскальзывали соображения, что начальник Генштаба умер насильственной смертью. Да, офицер, воин, как было испокон веков принято, предпочел бы застрелиться, желая покончить с жизнью, а уж никак не вешаться… И на следственном эксперименте веревка, на которой якобы повесился генерал, просто не выдержала тяжести его тела, – отсюда и поползли шепотки об убийстве Ахромеева. Кто знает?.. Может быть, может быть…
Вот и вспоминается мне почему-то, как близки были Шкадов и Ахромеев. И погибли оба странной смертью…
Немного о Митрофанове Александре Павловиче. Меня удивляло до чрезвычайности, как, насколько уважительно, тепло относились к нему люди. Ему симпатизировали, с ним дружили. И уверяю вас, не потому, что это был референт замминистра по кадрам, всесильного генерала армии Шкадова, а совсем по другим причинам. Александр Павлович умел вызвать в людях какое-то особое уважение к себе как человеку, он точно знал, какие струны надо задеть, чтобы этот человек раскрылся в своем естестве, запел-заиграл, потянувшись навстречу. Чтобы в ответ воспылал желанием от всей души ответить добром на просьбу полковника Митрофанова.
Помню, как-то вскользь проговорился я ему, что давно мучаюсь от глаукомы – это такое заболевание глаз, при котором не просто теряется зрение, глазной нерв может погибнуть в течение нескольких часов, и человек ослепнет безвозвратно. Причем для меня эта опасность вставала особенно остро: как режиссер я подолгу в темном кинозале просматривал отснятый или смонтированный киноматериал, по две рабочих смены – по шестнадцать, а то и более часов, просиживал за монтажным столом с мутным маленьким экранчиком и дергающимся изображением – столы-то были старые, многократно ремонтированные. Короче, Александр Павлович, что называется, просек мою ситуацию и буквально через пару дней позвонил мне домой:
– Рустам Бекарыч, завтра в конце дня вас ждет на прием в 1-й поликлинике Министерства обороны офтальмолог, профессор Светляков…
– Александр Павлович!.. Спасибо большое за заботу, но я никак не смогу. Работа, вы сами знаете…
– Никак нет! Я все учел: профессор принимает завтра во вторую смену, вы можете подъехать к нему часам к девятнадцати. Отказываться никак нельзя! Светляков – наше светило. Он только что прилетел из Соединенных Штатов, оперировал там по вызову какого-то миллионера. Упустите – он может еще куда-нибудь уехать. А завтра он вас ждет…
Да. Вот таким образом, должен признаться, мне удалось остаться зрячим. Профессор тщательнейшим образом обследовал меня и категорически заявил:
– Правый глаз необходимо оперировать.
Я, естественно, не отдавая полного отчета о состоянии собственного здоровья – что делать, это повальная беда обычного, занятого серьезным делом человека, – завел привычно нудную песню о занятости, съемках, сроках, производственном плане. И тут обаятельный, мягкий, улыбчивый доктор вдруг заорал на меня так, что я до сих пор это помню и слышу:
– Вы что, не понимаете?! У человека всего два глаза, и один из них вы уже почти потеряли!..
Не буду рассказывать, как, практически благодаря напористости уже самого профессора, поликлиника выдала направление на госпитализацию и нашлось мне место в госпитале имени Бурденко.
Но тут новая напасть – эпидемия гриппа, все посещения отменены. А мне, чтобы не оставлять работу над режиссерским сценарием, необходимо постоянно видеться с Ларой, передавать ей написанные страницы с эпизодами, которые я верстал в промежутках между процедурами в процессе подготовки к операции, получать, прочитывать и править то, что она должна приносить мне после перепечатки.
И снова все уладил полковник Митрофанов – одним телефонным звонком и с помощью своего благословенного дара находить с людьми взаимопонимание и общий язык. Исключительно так, я уверен, а не благодаря официальным каналам, указаниям, поручениям. В медицине это никак не прошло бы!..
И надо же! Лара получила специальный пропуск за подписью начальника Главного медицинского управления МО. Работу мы не прерывали. И меня прооперировали.
И еще один момент вспоминаю с благодарностью и признательностью. В картине мне хотелось сделать эпизод о наших космонавтах. Ну как же! Уж их-то знают во всем мире! Но вместе с тем фильм-то не резиновый! Множество событий, судеб, лиц – исторических и современных, – всего не вобьешь в общий сюжет. Да и информации о космонавтах и на теле-, и на киноэкранах полно. Хотелось дать какой-то эпизод новый, какого еще не было. Александр Павлович поддержал:
– Я позвоню Береговому. Знаете его?..
Еще бы! У меня просто не укладывалось в голове, как он просто, привычно, как имя доброго знакомого, называет имя командира отряда космонавтов, давно ставшего легендой. Георгий Тимофеевич Береговой – дважды Герой Советского Союза, первая звезда получена еще в годы войны.
– Я так и скажу ему, – продолжил Митрофанов, – что много места и времени на экране мы им дать не сможем, а эпизод о космонавтах картине необходим. И такой, какого еще не было…
Береговой встретил нас с Ларой как давнишних знакомых. Громко, компанейски шутил; как говорят, старался вовсю обаять. И это, конечно, в ответ на просьбу Александра Павловича – кудесника и друга всем, к кому ни обратись. И эпизод герой-космонавт предложил весьма неплохой: в день Победы «наденут все космонавты-офицеры парадную военную форму и пройдут маршем по главной площади Звездного городка! А потом уж, если захотите, интервью и еще что-то»…
И был торжественный марш 9 Мая! Любо-дорого посмотреть! Космонавты-то не просто офицеры, это не полевые командиры в заношенном камуфляже, затырканные каждодневными заботами, стрельбами, дисциплиной, отчетами о материальном обеспечении, – нет, каждый из космонавтов – личность! Здесь и интеллект, и особая подготовка, и сознание особенности момента. И абсолютная раскованность перед кинокамерой…
