ОСОБНЯК НА ДВОРЦОВОЙ НАБЕРЕЖНОЙ
...на котором на этот раз Пушкин, по-видимому, не присутствовал.-- В некоторых работах упоминается о том, что поэт был на этом балу. Авторы, по-видимому, основываются на записи Пушкина в дневнике под 28 февраля 1834 года: "Сегодня бал у австрийского посланника". Однако несколько дней спустя (8 марта) он отмечает: "Жуковский поймал недавно на бале у Фикельмон (куда я не явился, потому что все были в мундирах) цареубийцу Скарятина <...>". Речь здесь идет, по всей видимости, именно об официальном посольском бале 28 февраля. Фактическая топография этой части бывшей квартиры Фикельмонов...-- Внимание читателей привлекла небольшая статья Юрия Ракова "Дом Пиковой дамы" ("Юность", 1969, No 2, с. 92), в которой автор подробно описывает сохранившуюся до наших дней опочивальню княгини Натальи Петровны Голицыной в некогда принадлежавшем ей доме-дворце (Ленинград, угол Дзержинского, б. Гороховой, и Гоголя, б. Малой Морской, No 10). Пушкин был знаком с этой престарелой статс-дамой (1741--1837), и, как известно, она послужила ему прототипом графини в "Пиковой даме". Ю. Раков считает, что именно ее спальня описана в знаменитой повести. Именно в нее проникает Германн с намерением выведать тайну трех карт. На мой взгляд, сохранившаяся, по-видимому, без переделок, спальня Д. Ф. Фикельмон, ныне кабинет литературы Института культуры имени Н. К. Крупской, значительно больше соответствует как тексту "Пиковой дамы", так и рассказу Нащокина, записанному Бартеневым. В ней нет, например, как и в повести, такой существенной архитектурной детали, как "огромный альков во внутренней стене" опочивальни Голицыной, описанный Ю. Раковым. Однако Пушкин, вводя в повесть автобиографический эпизод, естественно, не мог связать его с особняком на Дворцовой набережной. Дом "старинной архитектуры" на одной из главных улиц Петербурга", куда пробирается Германн, по расположению и внешнему виду действительно больше напоминает дворец Голицыной, чем особняк Салтыковых на набережной Невы. Для читателей "Пиковой дамы", кроме, может быть, очень немногих близких друзей поэта и Д. Ф. Фикельмон, связь между некоторыми страницами повести и личной жизнью автора, несомненно, осталась тайной.
Д. Ф. ФИКЕЛЬМОН О ДУЭЛИ
И СМЕРТИ ПУШКИНА
...князь Петр Владимирович Долгоруков.-- В настоящее время заключение судебного эксперта А. Салькова, признавшего Долгорукова автором диплома, подвергается сомнению. ...к весьма скромной дворянской семье...-- Дантесы принадлежали к так называемой "наполеоновской знати". Представители старинных фамилий королевской Франции в то время (да и значительно позже) относились к ней свысока. ...в духе семейной почтительности.-- Л. Метман утверждает, например, что после смерти Екатерины Николаевны Геккерн-Дантес "неизменно отказывался от новой женитьбы" (Щеголев, с. 363). По-видимому, отказывался лишь до поры до времени, что вполне естественно для молодого вдовца (в год смерти жены Дантесу был всего тридцать один год). Приведу по этому поводу выдержки из моего письма на имя директора Пушкинского дома от 18 февраля 1946 года (ИРЛИ): "... б. профессор международного права Братиславского университета (Чехословакия) Георгий Николаевич Гарин-Михайловский (сын писателя) передал мне и разрешил предать гласности следующее: "В июле -- августе 1913 года он, Гарин-Михайловский, проживал в пансионе в Монтре (Швейцария) и там близко познакомился с пожилой дамой (лет 50--55), графиней Жорж де Сурдон, урожденной д'Антес (Georges de Sourdon née d'Anthès), и ее дочерью Франсуазой (лет двадцати), жившими обычно в Дижоне. Графиня сказала Гарину-Михайловскому, что она дочь Дантеса, убившего Пушкина, от второго брака <...>. По словам Гарина-Михайловского, совершенно невероятно, чтобы эта пожилая почтенная француженка выдумала свое происхождение от Дантеса. Вследствие войны (1914--1918) Гарин-Михайловский потерял ее след". Через несколько месяцев после нашего разговора Г. Н. Гарин-Михайловский скончался. ...а литературой он почти совершенно не интересовался.--Есть, однако, сведения о том, что Геккерн-Дантес оставил три тома воспоминаний, опубликованные в Париже в 1909--1910 гг. под псевдонимом барона д'Амбес (d'Ambès). Щеголев (с. 367), ссылаясь на примечание издателя, указывает, что эти мемуары к Дантесу никакого отношения не имеют. По-видимому, однако, издатель просто не считал возможным раскрыть псевдоним. Флерио де Лангль (Fleuriot de Langle), автор малоизвестной статьи "Дело д'Антеса -- Пушкина" ("L'affaire d'Anthès -- Pouchkine"), пишет: "Историки Второй Империи редко упоминают фамилию сенатора и думают, что он играл лишь малозначительную роль. Их мнение было бы, однако, совершенно иным, если бы они знали, что он является автором часто цитируемых ими "Воспоминаний", которые появились под псевдонимом барона д'Амбес. Эти анекдотические мемуары изобилуют чертами, свидетельствующими о том, насколько их составитель был интимно связан с жизнью двора, с секретами передних и с подноготной парламентской жизни с начала империи и до ее падения" ("Le ruban rouge". 1963, No 19, декабрь, с. 87). Вопрос об авторстве Дантеса-Геккерна нуждается в исследовании. Если "Воспоминания" действительно составлены им, то, вероятно, сенатор продиктовал их своим секретарям, придавшим труду литературную форму. ...подлинное отношение Николая I к "пресловутому Пушкину".-- Царь употребил весьма пренебрежительное выражение "trop fameux Pouchkine" в письме к сестре Марии Павловне, великой герцогине Саксен-Веймарской, от 4/16 февраля 1837 года. В письме к другой своей сестре Анне Павловне, жене принца Вильгельма Оранского, от 3/15 февраля того же года он назвал покойного поэта "trop célèbre Pouchkine". По-русски это несколько менее резкое выражение также передается прилагательным "пресловутый" (Е. В. Муза и Д. В. Сеземан. Неизвестное письмо Николая I о дуэли и смерти Пушкина.-- Врем. ПК, 1962. Л., 1963, с. 38--39). ...о связи барона Дантеса-Геккерна с русским посольством в Париже.-- 28 мая 1852 года посол Киселев сообщил в депеше канцлеру Нессельроде: "...Господин Дантес думает, и я разделяю его мнение, что Президент кончит тем, что провозгласит империю" (А. М. Зайончковский. Восточная война 1853--1856 гг., т. I. Приложения. СПб., 1908, с. 228). Много лет спустя, в день убийства Александра II, 1/13 марта 1881 года русский посол в Париже князь Орлов донес шифрованной телеграммой министру иностранных дел Гирсу: "Барон Геккерн-д'Антес сообщает сведение, полученное им из Женевы, как он полагает, из верного источника: женевские нигилисты утверждают, что большой удар будет нанесен в ближайший понедельник" (Л. Гроссман. Карьера Дантеса. М., 1935, с. 33). Таким образом, Дантес, по-видимому, в течение многих лет был вхож в русское посольство и являлся его осведомителем. ...устроиться где-либо трудно.-- А. П. Арапова, ссылаясь на рассказ самого Дантеса одному из племянников покойной Екатерины Николаевны, утверждает, что барону Жоржу пришлось покинуть Францию из-за того, что "он через меру увлекся соблазнами всемирной столицы и принялся прожигать жизнь далеко не соразмерно своим весьма скромным средствам. Этим поведением он навлек на себя гнев родителей; подчиниться им он не захотел, произошла размолвка -- и юному кутиле предоставлено было личной инициативой проложить себе путь в жизни" (Иллюстрированное приложение к "Новому времени", 1907, No 11416, 22 декабря, с. 6). Это сообщение в отношении парижских кутежей Дантеса вряд ли достоверно -- средства его отца, как мы видели, в начале тридцатых годов были настолько ограничены, что "прожигать жизнь" молодому человеку, нигде не служившему, было совершенно не на что. Кроме того, размолвки "с родителями" в 1833 году быть не могло, так как мать Дантеса скончалась раньше. Вернее думать, что "проложить себе путь в жизни" Дантеса заставила не ссора с отцом, а просто тяжелое материальное положение семьи. Общеизвестно, что по пути в Россию он встретился с голландским посланником бароном Геккерном...-- Рассказ о встрече Дантеса, тяжело заболевшего в каком-то германском городке, с Геккерном, который остановился в той же гостинице, где находился Дантес, принадлежит А. П. Араповой. По словам её, она "передает здесь то, что он [Дантес] сам рассказал много лет спустя одному из племянников своей покойной жены". Сейчас невозможно, конечно, установить, рассказал ли Дантес о том, что когда-то действительно случилось, или сочинил эту чувствительную историю об одиноком "старике" (Геккерну было тогда 42 года), который был настолько растроган видом страдающего юноши, "что с этой минуты уже не отходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери". Л. Метман, который, казалось бы, должен был знать, как произошла встреча деда с его приемным отцом, никаких подробностей на этот счет не приводит. Возможно, что он считался с реакционными настроениями своего начальника.-- Некоторые дипломаты, аккредитованные в Петербурге, отправили своим министрам по нескольку подробных донесений о дуэли и смерти Пушкина. Почти все они были лично знакомы с поэтом. Сардинский посланник граф Симонетти сообщил о петербургской драме в четырех депешах. Вюртембергский -- князь Гогенлоэ-Кирхберг, бывший в дружеских отношениях с рядом наших писателей и женатый на русской, подробно и точно изложил события в семи последовательных депешах. Кроме того, он представил довольно обстоятельную записку о жизни и творчестве Пушкина. Саксонский -- барон Лютцероде, отлично изучивший русский язык и даже переводивший Пушкина, в первом из четырех своих донесений назвал его первым поэтом современной эпохи со времени смерти Гете и Байрона. Подобное донесение о дуэли и смерти Пушкина представил также баварский посланник граф Лерхенфельд. Враждебно относившийся к поэту прусский посол Либерман (он был единственным дипломатом, отказавшимся присутствовать на отпевании Пушкина) тем не менее обстоятельно писал о нем в семи депешах. Подробные сообщения представили и некоторые другие посланники {Иллюстрированное приложение к "Новому времени", 1907, No 11416, 22 декабря, с. 6--7.}. По сравнению со многими из этих донесений депеша Фикельмона особенно выделяется своей сдержанностью. ...было бы невозможно.-- Интересна почти забытая история младшей дочери Дантеса и Екатерины Николаевны, история, которую восстановили в памяти почитателей Пушкина Ободовская и Дементьев. Родив двух дочерей, Екатерина Николаевна, однако, страстно мечтала о сыне. Поэтому рождение третьей дочери Леони она встретила довольно холодно. Матери не суждено было узнать, какая странная судьба уготована Леони. По словам парижского корреспондента газеты "Новое время", беседовавшего с сыном Дантеса, последний рассказал ему: "Пушкин! Как это имя связано с нашим! Знаете ли, что у меня была сестра,-- она давно покойница, умерла душевно-больной. Эта девушка была до мозга и костей русской. Здесь, в Париже, живя во французской семье, во французской обстановке, почти не зная русских, она изучила русский язык, говорила и писала по-русски получше многих русских. Она обожала Россию и больше всего на свете Пушкина". Леони, видимо, была девушкой чрезвычайно одаренной. По уверению ее брата, она самоучкой прошла курс труднейшей Ecole Polytechnique {Политехнический институт.}, что уже совсем не обычно для французской барышни, и "по словам своих профессоров, была "первой...". ...внебрачного сына, которого она привезла в Россию.-- Матерью мальчика, родившегося в 1820 году, была венгерская графиня Форгач. В России воспитанник Е. М. Хитрово именовался Феликсом Николаевичем Эльстоном. После смерти Елизаветы Михайловны заботы о молодом человеке перепали к ее дочери графине Е. Ф. Тизенгаузен, которая впоследствии передала ему хранившиеся у нее письма Пушкина к матери. Женившись на последней в роде графине Е. С. Сумароковой, Ф. Н. Эльстон получил, право присоединить к своей фамилии титул и фамилию жены. То же самое произошло и с его сыном Феликсом Феликсовичем, который женился на последней княжне Юсуповой. Таким образом потомки венгерского мальчика стали российскими князьями Юсуповыми, графами Сумароковыми-Эльстон. Сын Феликса Феликсовича, также Феликс, получил широкую известность, как убийца Распутина. ...он предложил А. М. Долгоруковой купить письма Пушкина, которые он ей показал.-- Антонина Михайловна, как я хорошо помню, сказала мне, что, раскрыв пачку, она узнала почерк Пушкина, знакомый ей по репродукциям. Ее мужа П. Д. Долгорукова не было дома. Долгоруковы были очень образованными людьми (Петр Дмитриевич после короткой службы в Кавалергардском полку окончил историко-филологический факультет и, прежде чем купить письма, несомненно, потребовал бы соответствующей экспертизы). Лицо, желавшее продать им пушкинские письма, не могло об этом не знать. Читая эту книгу, необходимо постоянно делать поправку на то, что Н. А. Раевский поставил своей задачей не рассказ об истинной судьбе поэта, а воссоздание голосов пушкинского времени, рассказ о нравах и настроениях некоторых современников поэта, об их восприятии и оценке событий, со всеми свойственными им ошибками и заблуждениями. Одним из заблуждений, порожденных интригами и клеветой, является светская сплетня об А. Н. Гончаровой. См. подробнее: "А. С. Пушкин в воспоминаниях современников", т. 2. М., 1974, с. 490--493. ...Бобринская...-- София Александровна Бобринская была ровесницей Пушкина (1799--1866). Она была очень красивой и широкообразованной женщиной, хорошей знакомой А. С. Пушкина. Долгое время исследователи колебались, следует ли ее из-за ее добрых отношений с Дантесом причислить к лагерю врагов Пушкина. В настоящее время вопрос этот можно считать решенным отрицательно. София Александровна не одобряла поведение Пушкина последних преддуэльных месяцев. Тем не менее тщательный анализ отношений Бобринской -- Пушкина, который дает Н. Б. Востокова, основываясь на документах архива Бобринских, убедительно показывает, что София Александровна относилась к Пушкину отнюдь не враждебно. Я. Л. Левкович справедливо замечает, что дочь царя, касаясь гибели поэта, "в основном придерживается официальной версии -- здесь фигурирует примирение Пушкина с царем, и признание гения Пушкина Николаем, и его скорбь по поэту" (указ. публикация), между тем как советскому литературоведению известны подлинные обстоятельства, раскрывающие социальный смысл гибели Пушкина и двуличие Николая I (Ред.).
