Начальство Колымпроекта, рыча от досады, вынуждено было расстаться с ценными специалистами, которых заполучить в военное время – дело почти невозможное. Мудро предвидя подъем патриотической волны на Колыме, руководство послало в столицу срочную депешу. В той «челобитной» содержалась слезная жалоба на бегущих на фронт работников и просьба остановить этот поток. Начальство забило тревогу вовремя: еще добрых три десятка магаданцев сдали государству свои сбережения ради того, чтобы разбронироваться, и уже собрали свои походные чемоданы, но в ответ получили только, увы, благодарность (тут Нил довольно усмехнулся).
Но первые тринадцать (хотя и «чертова дюжина») работников Крайнего Севера осенью 1943-го очутилась в ЧТТУ, где составили маленький отдельный взвод, на редкость сплоченный, занимавшийся не за страх, а за совесть. Их выпустили, как и нас, в мае, и они, все тринадцать, были направлены, по их просьбе, в один полк.
Воспоминания друзей прервала команда приготовиться к маршу. Они простились, и Ходосько поспешил вниз, к своей машине. Провожаю взглядом его подтянутую, ладную фигуру гимнаста и радуюсь знакомству с прекрасным человеком. Шкурнику и стяжателю, охотнику за «длинным рублем» ничего не помешало бы отсидеться вдали от войны за законной бронью, а вот Алексей Петрович и его товарищи по своей доброй воле подвергают себя смертельной опасности. Да иначе они и не могут.
День этот стал последним днем обороны Тарту нашим полком. В 21.00, в сумерках, скрытно покинув свои позиции, пересекаем город в обратном направлении, выходим на шоссе и устремляемся на юг, кажется, снова на Валгу. В пути включаю рацию, чтобы всем экипажем послушать сообщение Совинформбюро. В Болгарии военные действия прекращены. Из-под шатающегося черно-коричневого рейха выбита третья подпорка.
11 сентября
С утра приводим в порядок машины: приказано произвести текущий техосмотр. В 15.15 начинаем продвигаться к Валге (это уже точно). На одной из остановок у моей машины при заводке отказал стартер. После разгрузки на станции Чихачево эта ИСУ прошла по чертовски скверным дорогам уже 741 километр. Заводимся с буксира. С 19 часов полк медленно движется вперед, осторожно сближаясь с противником, о котором нет никаких сведений, но через 22 километра у нас на машине полетел левый бортредуктор. Вот досада! И возни теперь под завязку.
13 сентября
Со вчерашнего рассвета работаем все пятеро и к утру снимаем бортредуктор без помощи ремонтников. А толку-то что? Все равно ставить взамен нечего. У меня 235 часов вождения. Сегодня с Румынией заключено важное для нее и для СССР соглашение о взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Какое чудесное слово – «послевоенный»!
14 сентября
Два месяца, как мы на 3-м Прибалтийском.
Ночью машина ремвзвода привезла бортредуктор, и в 14.00 мы смогли наконец начать погоню за своими самоходками, но через 40 минут движения вышел из строя второй правый опорный каток. Да что ж это за напасть такая?!
Пока возились с катком, нас обогнали три ИСУ-122. Каток мы выбросили, подтянули гусеницу и поехали, «прихрамывая», дальше. Так как ночью спали всего часа два, даю Нилу подремать, сменив его за рычагами. Усталый и злой, не уступаю ни сантиметра узкой дороги автомашине с литерой «Е», которая быстро неслась нам навстречу. Нахальный шофер остался без левого борта. Не будет лихачествовать, болван. А мы уже ученые.
В 17.30 догнали полк! Там меня уже ждали письма из Калинина от двоюродных сестренок. Нина даже фотографии прислала, свою и отца. Дядя Миша на фронте с 1941 года, служит при штабе армии, жалуется дочери, что воевать ему не дают (ему пятьдесят пять лет), что боевого офицера (в Первую мировую он имел медали за храбрость) заставили справлять интендантскую должность – обеспечивать жильем эвакуированные семьи офицеров – и что ему приходится часто разъезжать по глубокому тылу и проч. Ворчит он, конечно, зря, тем более что прекрасно понимает, какое нужное дело выполняет.
А кольцо вокруг Германии сжимается с каждым днем. Сегодня наши вступили в Трансильванию, вышли к чехословацко-польской границе, взяли город Ломжа. Союзники пересекли германскую границу со стороны Бельгии и Люксембурга.
15 сентября
Несколько раз пытались сблизиться с противником вплотную, но тщетно: он ловко уклоняется от соприкосновения. Вперед продвигаемся быстро, и в результате кухни сегодня у нас ни разу не было. Выручил Федькин экипаж, предусмотрительно запасшийся где-то несколькими буханками ржаного хлеба и здоровенной эмалированной кастрюлей со смальцем. Все из нашей небольшой колонны бегают по очереди на тот «продпункт», и там каждого потчуют толстым ломтем хлеба, намазанного свиным жиром и посыпанного солью. Если бы не эта «заправка», совсем плохо было бы наше дело.
Перед рекой (речкой) Вяйке-Эма-Йыги – задержка. Переправу (для танков имелся только брод) сильно бомбили «Юнкерсы», несмотря на густую дымзавесу, сотворенную «алхимиками». Непрерывно бьет артиллерия. Немецкая – по переправе, наша – по немецким батареям. Словом, весело. Стоим под соснами на лесной дороге, глубоко пробитой в песчаной почве, и ждем, когда нас пропустят на тот берег. Высоко над нами, чуть правее дороги, между верхушек трех стройных сосен сооружен помост из толстых сучьев. Это огромное диковинное гнездо с выглядывающими из него рожками дальномеров – артиллерийских НП. Оно плавно покачивается в лад с вершинами. Стволы сосен, обомшелые, седоватые у основания, уходя вверх, постепенно превращаются в красновато-коричневые, затем желтоватые и, наконец, в золотисто-желтые колонны, осененные сверху курчавыми зелеными шапками, которые, чуть колеблясь, словно плывут куда-то в бледно-голубом сентябрьском небе. Солнечно. Из «гнезда», ловко цепляясь за железные скобы, вбитые в ствол одной из сосен, быстро спустился солдат с перекрещенными пушечками на погонах. Кто-то из Федькиного экипажа окликнул пушкаря:
– Эй, бог войны! Что там хоть видно с небес?
Тот движением плеча поправил сползший ремень карабина и, хмуро покосившись на слегка чумазые, белозубо улыбающиеся лица, побежал вверх по заросшему соснами крутому косогору.
– Либо фриц допек «богов», либо начальство – одно из двух, – определил Митя Салов, проводив внимательным взглядом быстро мелькающую между стволов спину связного. – Даже отбрехнуться человеку некогда.
Только в 17.30 под сильно рассеявшейся, полупрозрачной дымзавесой, сквозь которую было видно, как настырно крутились над районом переправы два «Мессершмитта», мы благополучно переехали реку вброд. На том берегу колонна наша сразу свернула влево и двинулась вдоль реки. Проехав несколько сот метров, мы увидели внутри сильно поредевшей от артогня маленькой рощицы с покалеченными деревьями три совершенно разбитые самоходки. Я узнал ИСУ-122, обогнавшие нас вчера. Должно быть, они первыми перешли речку. Их прижали к берегу, и они отбивались на три стороны. Об этом говорит изрытая их гусеницами земля и положение корпусов машин. Мертвые машины в мертвой роще. Вечная слава и память бившимся здесь танкистам, неизвестным для нас героям!
