«Мы не участвовали в операции вместе с вами, — указывает Черчилль, потому что не хотели путать два понятия: примирения и силы. Это не имело успеха в Дакаре».
«Мы вошли бы в Дакар, — замечает генерал де Голль, — если бы англичане не пропустили в Гибралтар крейсеры Дарлана».
Черчилль не оспаривает этого замечания.
«Что касается Мадагаскара, — продолжает генерал, — то дело было бы давным-давно закончено, если бы вы позволили нам высадиться в Маюнге, когда проводили операцию в Диего-Суарес. Мы пошли бы на Тананариве, и вопрос был бы решен. Вместо этого вы теряли время на переговоры с представителем Виши».
«Да, он злобен, этот губернатор!» — говорит Черчилль.
«Вы удивляетесь этому? — спрашивает генерал. — Когда вы ведете переговоры с представителем Виши, вы ведете их с Гитлером. А Гитлер злобен».
Затем разговор переходит к возможности открытия второго фронта. Сказанное не подлежит оглашению.
Телеграмма генерала де Голля Адриену Тиксье, в Вашингтон
Лондон, 31 июля 1942
Видел генерала Маршалла и адмирала Кинга во время их недавнего пребывания здесь. Я ознакомил их с нашим военным положением, которое, как мне показалось, было им совершенно неизвестно, а также с нашими возможностями и планами военных действий во Франции в рамках эвентуальных операций союзников. Я перечислил им условия, на которых мы окажем поддержку, — о них я вам сообщал. Мне кажется, что Маршалл и Кинг заинтересовались моим сообщением. Однако они не выразили своего отношения и произвели на меня впечатление достойных людей, расположенных к нам, но еще не принявших определенного решения и обеспокоенных сложностью того огромного и нового для Соединенных Штатов события, которое называется мировой войной.
Такое же впечатление произвел на меня и Эйзенхауэр. Что касается Старка и Болта, то хотя они и расположены к нам, но еще не получили инструкций от своего правительства и не знают, на каких основах и в каких пределах должны устанавливать отношения с нами.
С другой стороны, я только что принял посла Филипса по его просьбе. Он сказал, что является доверенным лицом Доновена, и наговорил много хороших слов, от которых, однако, я не жду ничего определенного.
В общем я считаю, что нерешительность американских гражданских и военных руководителей во всем, что касается нас, зависит главным образом от их общей неуверенности во всем, что относится к ведению войны.
Водворение адмирала Леги в Белом доме, несомненно, не поможет положить конец этому замешательству и не прольет свет в этом мраке.
Короче говоря, стремясь принять большее участие в межсоюзнических делах, мы не должны допускать, чтобы Франция была вовлечена в необдуманные и поспешные начинания, за которые ей пришлось бы снова дорого заплатить. Напоминаю, что инструкции, данные в телеграмме от 18 июля, обязательны и должны быть выполнены безотлагательно.
Телеграмма генерала де Голля генерал-губернатору французской Экваториальной Африки Феликсу Эбуэ, в Браззавиль
Лондон, 1 августа 1942
По предложению национального комиссара по делам колоний и с большим удовлетворением только что подписал три ваших проекта декретов: о режиме труда, измененном статуте туземцев и о создании общин местного населения.
Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы сказать вам, как я высоко ценю и одобряю принципы туземной политики, проводимые вами во Французской Экваториальной Африке и выраженные в декретах, принимаемых по вашей инициативе. Благодаря вам и вашим сотрудникам, государственным чиновникам всех рангов, подданные и лица, находящиеся под покровительством Франции, не будут испытывать, несмотря на войну, никакой задержки в своем развитии и развитии их статуса, что отвечает традиционной политике Франции.
Телеграмма Мориса Дежана, национального комиссара по национальным делам, генералу де Голлю, в Каир
Лондон, 7 августа 1942
Вчера утром Бенеш пригласил меня к себе.
В начале беседы он сообщил, что считает Французский национальный комитет во главе с генералом де Голлем подлинным правительством Франции и что в связи с этим он хочет сделать мне два сообщения.
Первое касалось недавнего обмена письмами между Иденом и Масариком, из которого следовало, что при окончательном установлении границ Чехословакии после войны никакие изменения этих границ, происшедшие в 1938 году и позже, не будут учитываться.
Эта формулировка не так четка, как формулировка Советского правительства. Однако в ней заключено основное. Бенеш сообщил, что она явилась результатом годичных переговоров, главные этапы которых он мне описал.
Второе сообщение касалось недавнего демарша Бенеша перед Советским правительством по поводу Французского национального комитета. Бенеш передал в Москву, что, учитывая развитие ситуации во Франции, укрепление Национального комитета, а также перспективу открытия второго фронта, следовало бы в международном плане предоставить возможно большую власть комитету, возглавляемому генералом де Голлем. Стало необходимым признать комитет в качестве французского правительства. Бенеш внушал Советскому правительству мысль, чтобы оно выступило в этом смысле так же, как оно в прошлом году выступило в пользу правительства Чехословакии.
Московское правительство ответило, что в принципе оно соглашается с Бенешем. Оно расположено сделать это, как только найдет своевременным. В настоящее время оно настоятельно нуждается в военной помощи Великобритании и Соединенных Штатов и поэтому не хотело вынуждать их заняться данным вопросом. По мнению Советского правительства этот вопрос может быть разрешен при открытии второго фронта.
Бенеш прочел мне выдержку из речи, которую он должен произнести в субботу по радио:
«Характер отношений Чехословацкого правительства с Национальным комитетом Сражающейся Франции, единственно правомочным выступать от имени Франции, позволяет нам утверждать, что Франция завтра займет по отношению к нашей стране то положение, которое сегодня занимает Великобритания».
Я заверил, что вы сами и Национальный комитет, несомненно, согласитесь с этим текстом…
Я не преминул ему сказать, что немедленно пошлю вам донесение о содержании нашего разговора.
Телеграмма Национального комитета Роже Гарро, в Москву
Лондон, 8 августа 1942
21 июля текущего года мы передали английскому правительству, представителю Соединенных Штатов при Национальном комитете адмиралу Старку и Богомолову ноту, содержание которой в основном следующее:
