Как, например, мы можем осуждать длительную процессуальную трясину и тактику проволочек для Седли Элли, но потворствовать этим проволочкам в деле Дэмиена Эколса?
В детстве я смотрел телесериал, его вспомнит практически каждый мальчик и многие девочки. Он называется «Приключения Супермена», и во вступлении, где супергерой позировал перед развевающимся американским флагом, упершись руками в бедра, рассказчик провозглашал, как герой ведет «нескончаемую битву за правду, справедливость и американский образ жизни».
Когда я начал свою карьеру в правоохранительных органах в 1970 году, как и большинство моих коллег, я верил, что правда и справедливость всегда будут одерживать верх. Независимо от юрисдикции или отдельного правоохранительного органа, мы все играли на одном поле. Я считал, что наша задача как следователей – помогать раскрывать преступления и задерживать преступников, используя все навыки и все доступные нам инструменты расследования.
Оглядываясь назад, я понимаю, что вел себя тогда несколько наивно. Условия этой игры не являются равными, и не все следователи и органы являются равными. Я все еще верю, что подавляющее большинство из нас следуют букве закона и своим личным кодексам поведения. К сожалению, как и в любой другой профессии, всегда есть отдельные лица и целые отделы, которые считают, что они выполняют свою работу должным образом, хотя на самом деле используют ошибочные, устаревшие, а иногда и незаконные методы и практики.
Мне потребовалось слишком много лет, чтобы осознать и принять то, что наша система правосудия хоть и остается по-прежнему лучшей в мире, однако она далека от совершенства. К тому же теперь я задаюсь вопросами о некоторых случаях, о которых я и мои коллеги узнавали от правоохранительных органов США и всего мира. Эффективно ли следователи сдерживали преступление и контролировали место его совершения? Эффективно ли они собирали и сохраняли доказательства, избегали их загрязнения и поддерживали цепочку их сохранности? Надлежащим ли образом судебно-медицинские эксперты или патологоанатомы сертифицированы, правильно ли они оценивали экземпляры? Проводились ли интервью и допросы, на которых были исключены руководство и принуждение по отношению к допрашиваемым? Повлияли ли на прокурора какие-либо факторы и интересы помимо самого дела, такие как его переизбрание или политические амбиции?
В некоторых случаях мне теперь приходится задаться вопросом: правильно ли я все понял? И это навсегда останется для меня тревожным вопросом.
Вкратце – это то, с чем мы работаем. И поэтому мы все должны проявлять бдительность, вовлеченность и задавать вопросы, чтобы убедиться в том, что система работает настолько хорошо, насколько это возможно.
Это возвращает нас к Супермену и к его нескончаемой битве. Никто из нас не Супермен, но по самой сути стоящей перед нами задачи это в значительной степени должна быть «бесконечная битва». В рамках системы, которая должна применяться справедливо и единообразно, мы никогда не должны упускать из виду индивидуальные аспекты: они могут относиться к конкретной жертве, обвиняемым и фактам по делу. Поступая таким образом, мы достигаем понимания соответствующих ответов в каждой отдельной ситуации.
Факты в деле Седли Элли недвусмысленны. Факты в деле Дэмиена Эколса крайне неоднозначны. Между ними существует огромная разница, там каждый аспект требует ответа, который соответствует особенностям этого аспекта.
Я знаю, что это проще сказать, чем сделать, и мы никогда не добьемся идеального совершенства. Но это цель, к которой нетрудно – и важно – стремиться.
Расследования, их анализ и процесс работы над этой книгой привели к тому, что теперь я четко вижу, насколько уязвимым может стать любой из нас в условиях, когда система правосудия перекошена. Если это происходит, то система может обрести искаженную силу и инерцию, столь же мощную и потенциально разрушительную, как и когда она функционирует правильно.
Написание этой книги также заставило меня оглянуться на некоторые из своих более ранних случаев и поразмышлять над некоторыми предположениями, которые я выдвигал.
В самую первую очередь, когда к нам обращались за помощью местные правоохранительные органы, нам следовало предполагать, что они предоставляют нам хорошие данные. В тех случаях, когда мне действительно удавалось провести полевую работу, я смог бы дать свою собственную оценку. Но когда нам представляли всю информацию, мы чувствовали себя поставленными в определенные рамки. В большинстве случаев это не имело значения, потому что у нас имелись все необходимые ключевые элементы, такие как фотографии, описания и данные о поведении жертвы с места преступления.
Если бы меня попросили участвовать в таком деле, как подозрение Кэмерона Тодда Уиллингема в поджоге, то я бы полагался на то, что выглядело как достоверные научные данные, и в этом случае я бы пришел к неправильному выводу. Если бы меня пригласили исследовать дело троицы из Уэст-Мемфиса, то я бы сразу понял, что это не сатанинское ритуальное убийство, но заключение судмедэксперта ввело бы меня в заблуждение, заставив сделать вывод, что это убийство, совершенное из похоти.
Я бы порекомендовал несколько шагов, которые могли бы предотвратить тюремное заключение и казнь, которому подвергаются невиновные мужчины и женщины.
Если мы начнем с основных проблемных областей, выделенных Брэндоном Гарреттом – это ложные признания, антинаучные данные, тюремные информаторы, неэффективная помощь адвоката и плохое судейство, – мы сможем увидеть то, что нужно сделать для предотвращения ошибок.
Во-первых, я выступаю за создание независимой национальной лаборатории судебной экспертизы, отделенной от ФБР и всех других правоохранительных органов. Несмотря на предыдущие задокументированные проблемы, я твердо верю в нынешнее превосходство и целостность Национальной лаборатории ФБР, которая сегодня располагается в современном комплексе Академии в Куантико. Но при работе с угрозой смертной казни или с другими серьезными делами не должно быть и речи о влиянии на дело или скрытых мотивах. Исследователь все еще может незаметно дать понять кому-нибудь в лаборатории, что это конкретное доказательство имеет решающее значение для дела, или что жюри присяжных обязано понять определенный факт совершенно определенным образом, или любой другой аспект, который приведет к выгодным результатам.
Также в области доказательств мы увидели, что слишком много признаний носят принудительный характер или еще каким-то иным образом не являются законными, поэтому требуйте, чтобы все полицейские допросы регистрировались – желательно как в звуковом формате, так и в формате видео, – причем полностью. Если этого не произошло, то полученные на допросе доказательства
