Для пополнения финансов ведомством детских приютов изыскивались любые возможности. Почетные попечители и старшины, а также руководящие должностные лица советов, попечительств и непосредственно приютов носили особый нагрудный знак. Решено было распространить право ношения этого знака на всех служащих по детским приютам, но за особую плату. Это признавалось выгодным, так как фирма, изготовлявшая знак, за оптовые заказы предоставляла большие скидки. Руководство ведомства настойчиво изыскивало не только деньги, но вообще любые материальные ценности, которые могли найти применение в приютах. Примером может служить обращение директора канцелярии О. К. Адеркаса к министру финансов С. Ю. Витте с просьбой о передаче в распоряжение детских приютов конфискованных на таможне товаров. Их предписывалось продавать с аукционных торгов, а если таковые не продавались с двух торгов – уничтожать. Обратив на это внимание, О. К. Адеркас в 1903 г. направил Витте письмо, в котором, в частности, указывал: «ныне до сведения Центрального Управления приютов дошло, что в действительности многие товары, назначенные в аукционную продажу, даже после двух торгов остаются непроданными и, что весьма многие товары и предметы, подлежащие уничтожению, с большей пользою могли бы быть употребляемы для нужд детских приютов»[728]. В ответ Витте уведомил Адеркаса, что не видит к этому препятствий. Таможням было дано указание иметь в виду при распределении непроданных товаров «…также местные детские приюты Ведомства учреждений императрицы Марии…»[729]. Товары передавались местным попечительствам под расписки, с запрещением использовать их в коммерческих целях.
Ведомство учитывало любые, на первый взгляд, незначительные мелочи, чтобы привлекать не только финансовые и материальные средства, но и лиц для службы в приютах. В частности, советы и попечительства охотно брали на службу отставных армейских офицеров в качестве строгих и требовательных администраторов и надзирателей. В 1898 г. высочайшим повелением отставным офицерам было разрешено служить в детских приютах Ведомства императрицы Марии, сохраняя военный мундир и классный чин, полученные на службе, что для бывших военных было более престижным.
Учебно-воспитательная работа в детских приютах строилась, в основном, на тех же базовых принципах, что и раньше. Как указано в отчете по ведомству за 1895 г., «учебная программа детских приютов, за редким исключением, не выходит из тех скромных рамок, которые обуславливаются задачей приютского призрения»[730]. Эта программа полностью соответствовала той, которая была принята в народных училищах Министерства народного просвещения и предусматривала только начальное образование.
Традиционно во всех учебно-воспитательных заведениях ведомства императрицы образование играло второстепенную роль по отношению к воспитанию. Однако в конце XIX века значение образования существенно возросло для приютских питомцев мужского пола. Общим положением 1891 г. было установлено, что воспитанники, прошедшие полный курс начальных училищ Министерства народного просвещения и успешно сдавшие экзамены, получали льготу IV разряда по отбыванию воинской повинности, сокращавшую срок службы. Эффект от этого нововведения был заметным.
Принятый в 1874 г. устав о воинской повинности предусматривал значительное сокращение срока службы для лиц, имевших образование, подтвержденное государственным сертификатом. Все типы учебных заведений, окончание которых давало эту льготу, разделялись на четыре разряда. Начальные учебные заведения относились к IV разряду, народные школы – к III, гимназии – ко II и университеты – к I разряду. Льготы распространялись и на выпускников заведений, приравненных в учебном отношении к упомянутым. При сроке действительной службы в сухопутных войсках в шесть и во флоте в семь лет лица, окончившие начальные школы, служили четыре года, городские школы – три года. Выпускники гимназий служили полтора года, университетов – полгода. В 1888 г. был принят новый устав о воинской повинности, сокративший действительную службу до пяти лет. Срок службы для окончивших заведения IV и III разрядов остался прежним, но увеличивался в два раза для выпускников гимназий, университетов и приравненных к ним заведений.
Включение детских приютов ведомства императрицы в число учебных заведений IV разряда создало дополнительный стимул к учебе для питомцев мужского пола. В отчете по Ведомству детских приютов за 1895 года отмечается: «Прямым следствием этой высочайше дарованной приютам льготы оказалось то отрадное явление, что приходящие мальчики стали посещать уроки исправнее, родители начали более дорожить приютами и исправнее присылать туда своих детей, а мальчики старших классов перестали переходить в другие училища для получения льготных свидетельств…»[731]. Откровенное признание того, что стимулом к учебе в приютах послужило стремление тянуть солдатскую лямку меньший срок, оказалось уместным лишь потому, что давало возможность еще раз подчеркнуть монаршую заботу о воспитанниках учреждений Ведомства императрицы Марии. Воспитанники, успешно заканчивавшие полный курс ремесленного училища при нижегородском Александровском детском приюте, в виде исключения пользовались льготой III разряда.
К началу XX столетия претерпели изменения методы воспитания, практиковавшиеся ранее. Розги и другие телесные наказания окончательно были исключены из арсенала «воспитательных» средств. В некоторых заведениях в качестве наказания применялось заключение в карцер, но только как крайняя мера. Такое наказание использовалось, в частности, в приюте Попечительства для обучения бедных детей мастерству в Санкт-Петербурге, входившем в состав Императорского Человеколюбивого общества. Система наказания в этом заведении была подробно изложена в «Положении о системе наказаний и поощрений для питомцев Попечительства Императорского Человеколюбивого общества», вышедшем в 1906 г. среди проступков, за которые могло последовать наказание, перечислялись «шалость», «брань», «неряшливость», «небрежность к работе», «нечистоплотность», «драка», «курение», «леность» и даже «излишнее внимание к своей внешности»[732]. Упоминались и более серьезные проступки: «пьянство», «буйство» и тому подобное, а также «проступки безнравственного свойства и рецидивы вообще»[733].