<…>
— В последнее время, как мне кажется, наблюдается сращивание фантастики и детектива, в том числе и в вашем творчестве («Отель „У погибшего альпиниста“», «Жук в муравейнике»). Чем вы объясняете такую тенденцию?
— Откровенно говоря, я ее просто не вижу. Действительно, во многих фантастических произведениях сюжет строится на тайне, которую надлежит раскрыть, на загадке, которую разгадывают герои, но ведь это — давняя традиция, ведущая свое начало от Эдгара По, Жюля Верна, Герберта Уэллса. На мой взгляд, это говорит лишь о том, что фантастика находится в близком родстве с приключенческим, авантюрным романом.
Что же касается детектива, то мы оба его любим и даже давно задумали написать детектив, причем не совсем обычный. Свою задачу мы понимаем так: придумать такой детективный сюжет, чтобы читательский интерес к моменту развязки не падал бы, как это обычно бывает, а, наоборот, возрастал. Другими словами, развязка должна быть не менее интересна, чем завязка. Кстати, из рассуждений подобного рода и родился наш «Отель»… По сути своей, это повесть экспериментальная, и, надо признаться, эксперимент не совсем удался. Насколько нам известно, и любители фантастики, и любители детективов остались этой повестью не очень-то удовлетворены.
Если же говорить о «Жуке», то его следовало бы считать скорее антидетективом. Внимательный читатель обнаружит там по меньшей мере одиннадцать вопросов, оставленных без ответа. Что же это за детектив, где столько сюжетных нитей болтаются «неподвязанные», неприбранные, кое-как?.. Конечно, «Жук» ни в коей мере не детектив. Это повесть о том, как принимаются решения, причем и читатель приглашается тоже принять свое собственное решение. Он имеет на это право, ибо знает о происходящем ровно столько, сколько и герои повести.
— В своем творчестве вы обращаетесь к разным видам фантастики: фантастике-мечте («Возвращение»), героической фантастике («Страна багровых туч»), квазиисторической («Трудно быть богом»), сказочной («Понедельник начинается в субботу»), философской («Пикник на обочине»)… Не хотелось ли вам попробовать свои силы в ином жанре — написать «в чистом виде» исторический роман или заняться социально-психологической прозой?
— Вряд ли мы когда-нибудь напишем чисто «бытовой» роман, а вот об историческом романе подумываем давно. Ведь фантастика и историческая проза очень близки в своей основе. И здесь, и там только принятая мера условности определяет правдоподобие. И там, и здесь несомненно право автора на домысел: право писать либо о том, что знаешь очень хорошо, либо о том, чего никто не знает. И там, и здесь описываемое в романе ценно не само по себе, а только в некой перекличке (идейной, эмоциональной) с нынешним днем.
— В связи с бурным развитием науки современная фантастика становится всё более сложной, всё более интеллектуальной. Возникает вопрос о доступности научной фантастики широкому читателю. Не движется ли она к тому, чтобы стать «элитарным» чтением?
— По-моему, такой проблемы нет. Во всяком случае, мне не кажется, что интеллектуальный уровень фантастики растет быстрее, чем сам советский читатель.
— Какую из ваших повестей вы считаете лучшей?
— С наибольшим уважением, пожалуй, мы относимся к нашей повести «Улитка на склоне». Но, как водится, любимое детище — последнее. Так сказать, «поздний ребенок» — повесть «Хромая судьба», которую мы только что закончили.
Это интервью было опубликовано в «Вестнике АПН» 19 июля и затем на протяжении всего года перепечатывалось под своим названием и названием «Ориентиры научной фантастики» различными центральными и региональными газетами.
Рабочий дневник АБС [Запись между встречами]
Для Института Чудаков: человек, кот<орый> видел звуки окрашенными (Скрябин); буквы окрашены (Хлебников) и далее по аналогии.
«Познание не обязательно будет обещанием успеха или выживания; оно может вести также к уверенности в нашем конце».
R. Thom «Catastrophe theory» (см. «Природа», 10, 1979, стр. 63)[152]
13.06.83
Б. в Мск. Пишем письма и ябеды.
14.06.83
Тойво грешит на Странников. В середине узнает, что это самопроизвольное появление элиты.
Главные задачи элитчиков:
1) Выявление потенциальных себе подобных.
2) Их воспитание до уровня и организация.
Элита — порождение сверхтехнологии: ЭВМ, медицины и миллионов других факторов.
Идеология: определение своих целей и определение дальнейшей судьбы расы и отношение к матери — человечеству.
Сцену объяснения с Серосовиным — в середину.
Финальная сцена — Тойво узнает, что он тоже потенциальный элитчик. Что делать — повисает в воздухе.
Этический вопрос у элитчиков: имеем ли мы право на создание новой расы?
Возможный ответ: аналогия с созданием математических, балетных и пр<очих> школ — выявление максимальных возможностей у человека.
Потенциальные элитчики появились вместе с возникновением человека, но не было условий для превращения, и это были самые несчастные представители рода человеческого.
Два идейных направления в элите, главное:
1) помощь землянам (всё для Земли),
2) свои собственные задачи (всё для новой расы).
Для Максима, м<ежду> п<рочим,> это цель для создания раскола в рядах потенциального противника.
Горбовский — не элитчик!
С точки зрения Тойво — возможные направления деятельности Странников:
1. Выявление своих: отсортировка (фобии; Малая Пеша; «синдром пингвина»; события на острове (Сандро)).
2. Идеологическая подготовка:
теория вертикального прогресса (Комов?),
«тибетцы» — отряд, спустившийся с Гималаев.
3. Непонятные действия:
1) фобии среди животных — или Странники негуманоиды и потому применяют сортировку к животным; или — побочный результат какой-то деятельности, которой мы не знаем и не воспринимаем, или само присутствие Странников,
2) за последние 50 лет всё больше людей с судьбой Художника — серые, затем блеск гениальности ни с того ни с сего. Это — вступившие в контакт со Странниками.
15.06.83
Сделали 5 стр. (64)
Вечером сделали 2 стр. (66)
16.06.83
Сделали 5 стр. (71)
Вечером сделали 2 стр. (73)
17.06.83
Сделали 2 стр. (75)
Вечером сделали 2 стр. (77)
«Я не имею ни возможности, ни желания останавливаться на подробной критике этого документа. Не могу не заметить, однако, что…»
18.06.83
Сделали 3 стр. (80)
