нашем Отечестве традицией; кажется, словно бы испокон веков народ существует для государства, а не наоборот. И как бы плохо ни работал госаппарат, виноватым в этом оказывается не бездарное руководство, а кто угодно другой…
Но факт остается фактом: германской и иной деструктивной пропаганде военная контрразведка России в Первую мировую войну противостоять не могла. Вроде бы и не в том с официальной точки зрения была ее задача, а шпионов ловить и изменников выявлять, однако со стороны противника пораженческой пропагандой в рядах российской армии занимались именно разведывательные органы. «Германия желала ослабить русскую армию, разорвать страну на части и иметь свою партию, которая, как она считала, будет слушать подсказки с Вильгельмштрассе… — писал британский разведчик бригадный генерал Джордж Хилл, который в разные времена подолгу работал в России. — Поэтому большевикам активно помогали агитаторы, находившиеся на содержании у германской секретной службы» [36].
История — наука сложная и очень политизированная. В 1917 году и особенно в «постперестроечные» времена большевиков именовали «платными агентами немцев», предъявляли им разные обвинения подобного рода. Однако перечитайте последнюю фразу британского разведчика: она соответствует истине в гораздо большей степени. Политика, как известно, дело грязное, но выгодное. Достичь своих целей за чужой счет, а потом «кинуть» тайного «спонсора» — самое милое дело! В свое время наивные шведы финансировали великую княжну Елизавету Петровну, прозрачно намекавшую о возможности пересмотра итогов Северной войны; доверчивый Фридрих Великий возлагал большие надежды на будущую Екатерину Великую… И кто чего дождался? Список можно завершить большевиками — с их помощью Германии удалось вывести Россию из мировой войны, но это была пиррова победа, потому как вскоре уже правительство РСФСР выступало в поддержку Баварской Советской республики, а В. И. Ленин телеграфировал И. В. Сталину: «…гражданская война в Германии может заставить нас двинуться на запад, на помощь коммунистам» [37].
Большевики тогда грезили мировой революцией и охотно принимали помощь любых спонсоров, явно недооценивающих их «политические аппетиты», ибо Россия планировалась ими в качестве отправного пункта на пути, четко сформулированном строкой из «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим…»
Военные и политические цели различных сторон переплетались в тугой клубок, а потому важнейший, но своевременно не понятый урок Великой, как называли ее в ту пору, войны состоит в том, что военная контрразведка не заниматься политикой не может. Между прочим, большевики оказались в этом плане прекрасными учениками, о чем мы и расскажем далее…
Впрочем, пропаганда эта была не столь уже «мирной и безобидной». Историк Русской императорской армии А. А. Керсновский свидетельствовал, что «в ночь на 1 марта распропагандированные флотские экипажи залили кровью Кронштадт, а в ночь со 2-го на 3-е на гельсингфорсском рейде и на берегу произошла дикая резня офицеров эскадры… По списку, заготовленному „Адмирал-штабом“ [38], были истреблены все лучшие специалисты во всех областях (в первую очередь столь досадивших немцам разведки и контрразведки), и этим наш Балтийский флот был выведен из строя» [39]. Вот ведь как получилось: с одной стороны, наши спецслужбы здорово «досаждали» противнику, но с другой — не нам досталась победа…
И все-таки, даже в то время безвременья, при бездарном Временном правительстве и стремительном нарастании активности деструктивных сил (мы не даем политических оценок, но говорим об объективной реальности, придерживаясь официальных позиций, ибо с иной, «антигосударственной», точки зрения рассказывать об органах обеспечения безопасности государства просто невозможно; поэтому в следующих главах автор обречен перейти на пробольшевистские позиции), военная контрразведка продолжала свою работу. Мало того, можно утверждать, что именно тогда для этой работы создавались наиболее выгодные условия.
В частности, уже 4 марта 1917 года, на второй день существования Временного правительства, исправляющий должность начальника Генерального штаба генерал-лейтенант П. И. Аверьянов направил письмо на имя военного и морского министра А. И. Гучкова, где говорилось, что «из-за прекращения деятельности разыскных органов Министерства внутренних дел, оказывавших содействие Военному министерству в борьбе со шпионажем», необходимо реорганизовать военную контрразведку для сохранения «непрерывности ее действий».
Депутат Государственной думы и лидер партии октябристов Александр Иванович Гучков был человеком хотя и штатским, но обстрелянным: в 1899–1902 годах участвовал в Англо-бурской войне, в Русско-японскую был уполномоченным Красного Креста, а потому мнил себя великим полководцем. А. А. Керсновский назвал Гучкова «честолюбивым заговорщиком», наконец-то удовлетворившим «свою давнишнюю мечту руководить российской вооруженной силой сообразно своим личным симпатиям и антипатиям». По мнению историка, «воинской иерархии для проходимца министра не существовало» [40].
Назначение штатского человека главой военного ведомства, чего никогда не случалось в российской истории, было трагическим извращением Временного правительства, своеобразным продолжением «Приказа № 1», который, кстати, Гучков отменил в самом скором времени. Но, разумеется, пользоваться авторитетом в рядах сражающихся войск этот партикулярный «назначенец» не мог, и армии он не понимал, как армия не понимала и не принимала его.
Хотя определенная логика в таком назначении была: государственное руководство (и не только в России) давно уже боялось новоявленных бонапартов: блистательные генералы слишком хорошо выглядели и были весьма популярны на фоне достаточно тусклых в своем большинстве «политических» фигур — юристов, финансистов и прочих. От суворовых или скобелевых пытались избавиться любым путем, зато при дворе процветали безликие, но исполнительные сухомлиновы, которые не имели не только «политических амбиций», но и ни малейшей возможности таковые реализовать, ибо не обладали волей, решимостью и какой-либо поддержкой в войсках… Но правители забывали, что армия главным образом предназначена для войны и должна к ней постоянно и всесторонне готовиться. «Паркетные военачальники» успешно росли в чинах и должностях, получали награды за преданность и усердие, а в случае войны занимали соответствующие их рангу должности. И тут оказывалось, что к командованию фронтом, армией или корпусом они совершенно непригодны! Столь блистательные во дворце, эти «полководцы» были совершенно бездарны на театре военных действий. Напоминать, к каким трагедиям это приводило, смысла не имеет.
«Брожение в армии началось на почве недовольства высшим командным составом… а также, несомненно, было результатом многолетней упорной агитации в войсках. Впоследствии недовольство это перенеслось на доблестное, ни в чем не повинное младшее офицерство и своим последствием имело ужасное пролитие дорогой нам офицерской крови, свидетелями чего мы все были с содроганием и отвращением при полном разложении армии, после февральского переворота» [41].
В общем, найти среди многочисленного российского генералитета подлинных Суворова или Скобелева, к тому же еще и преданного «идеалам свободы и демократии», Временное правительство не смогло, а потому выдвинуло военного министра из своей «политической» среды. Но уже через два месяца Гучкова на этом посту заменил очередной желающий «порулить армией» — А. Ф. Керенский, подписавший приказ, гарантировавший всем военнослужащим «права граждан»: во внеслужебное время «открыто исповедовать» свои политические, религиозные, социальные и прочие взгляды. Этот приказ офицерство восприняло как
