"Лучше не смотреть в ту сторону", - решила я. Но как всегда бывает в подобных случаях, мой взгляд, точно магнитом, притягивало именно влево.
- Закрою глаза, не буду никуда смотреть, - прошептала я.
- Что ты там лепечешь? - спросила Катя.
- Пискарь, я боюсь смотреть вон на ту кривую тучу: она все переворачивает у меня в голове!
- Что это с тобой?
- Не знаю, мне страшно... Голова кружится...
Как я поняла позже, то были признаки потери пространственного положения. К счастью, такое со мной больше никогда не повторялось.
К утру грозовые тучи ушли далеко за горизонт, в прозрачном воздухе разлилось спокойствие. Мы возвращались из последнего, шестого полета. На земле еще лежал темный покров ночи, а в небо уже чувствовалось приближение рассвета. На востоке стало сипе, потом синева начала как бы подниматься ввысь, уступая место более светлым тонам. И вдруг все преобразилось: первые лучи солнца заскользили но вершинам гор, снеговая шапка Казбека вспыхнула бело-розовым светом. Мне показалось, что в воздухе зазвучала музыка величественная, бодрая. Ночь быстро уходила, занималось ясное солнечное утро. Как зачарованная смотрела я на победное наступление света, на прекрасную картину рассвета в горах Кавказа.
- Как красива наша земля! - услышала я голос летчицы.
- Знаешь, Катя, ведь сколько уже раз встречали мы рассвет в горах, но сегодня я по особенному любуюсь им!
По какой-то ассоциации мне припомнился рассвет после выпускного вечера и школе. Я шла среди веселых подруг и с удивлением, к которому чуть примешивалась легкая грусть, спрашивала себя: "Неужели я перешагнула тот рубеж, за которым у людей кончается беспечная пора детства и начинается зрелая юность?" На востоке, из-за Волги, поднималось солнце - могучее, яркое. Начинался новый день. Начинался и день моей жизни. Кто-то из подруг воскликнул тогда; "Девочки, мне хочется верить, что наша жизнь будет такой же светлой, как сегодняшнее утро!"
Теперь подумалось: нет, жизнь не может быть сплошным светлым праздником. А чтобы ощутить, как прекрасен свет, нужно пройти через тьму. Как сегодня.
Хотя мы и летали одиночными экипажами, но взаимовыручка, стремление помочь подруге в беде прочно укоренились в нашей боевой жизни. В огромном ночном небе, в цепких лучах прожекторов, под обстрелом зениток мы не чувствовали себя одинокими. Знали, что где-то рядом идет свой самолет и в трудную минуту окажет помощь.
Однажды экипаж Распоповой - Радчиковой, подходя к цели, увидел, как прожекторы схватили ПО-2 и вражеские зенитчики открыли по нему яростный огонь. Самолет безуспешно пытался вырваться из огненного плена.
- Леля, ведь это Санфирова с Гашевой! - закричала Распопова штурману. Они вылетали перед нами!
- Скорее на помощь!
Бомбы полетели на прожектор. Самолет Санфировой ушел в темноту. Но теперь под обстрелом оказался самолет-спаситель. Пробит бензобак, ранены обе девушки. Мотор замолчал. Задыхаясь от паров бензина, летчица Распопова направила самолет в Терек. "Лучше погибнуть в реке, чем попасть в руки к фашистам". Но смертельно раненный ПО-2 честно выполнил свой последний воинский долг: перенес девушек через воды бурного Терека и бережно опустил на своем берегу. Прошло две недели, и они слова вылетели на задание.
Командир и комиссар дивизии частенько заезжали к нам, чутко и тактично прослушивая пульс полка. В меру бранили. В меру хвалили. Опытным глазом подмечали все: плохо замаскированный самолет, удачную карикатуру в боевом листке, темные круги у нас под глазами от бессонных летных ночей, ловкие движения девушек-вооруженцев при подвеске пятидесяти - и стокилограммовых бомб, веселую песню, книгу в руках.
Как-то раз комиссар дивизии приехал к нам поздно вечером. Погода была нелетная, и он удивился, увидев, что все самолеты находятся на старте.
Горбунов оставил свою машину на обочине, а сам направился к крайнему самолету. Приподнялся на трап. Летчица и штурман слали, склонив головы на борт кабины. Подошел к другому самолету, к третьему - везде та же картина. Горбунов пошел на КП.
- Бершанская, ты знаешь, что твои летчицы превратились в спящих красавиц?
- Как это понять, товарищ комиссар дивизии?
- Да так, спят, сидя в самолетах. Будь я злым волшебником или диверсантом, умертвил бы их всех без малейшего шума и скрылся бы так же незаметно, как появился.
- У нас было подряд несколько напряженных боевых ночей, девушки очень устали.
- Нужно быть бдительными, выставлять в таких случаях охрану. А то ведь действительно вас можно перебить, как цыплят.
- Учтем, товарищ бригадный комиссар, - .заверила Бершанская.
- Но почему бы не отправить всех спать домой?
- А вдруг облачность поднимется? Пока приедем на аэродром, потеряем не меньше часа.
- Ишь, какие хитрые!
Горбунов присел около столика. Помолчали.
- Молодцы твои девчата, - заговорил он тепло, задушевно - Прошло только три месяца, как ваш полк прибыл на фронт, а он уже выходит в первые ряды дивизии. О ваших боевых делах пишут в газетах, хорошо отзывается о вас пехота. Но самое показательное - вас знает и ненавидит враг.
Командир полка удивилась:
- Неужели мы стали такими популярными?
- Мне недавно рассказывал один пехотный командир, он присутствовал на допросе пленного немца. Этот пленный показал что ночные бомбардировщики причиняют им много неприятностей. Главное, не дают спать по ночам, изматывают физически и морально. А однажды, говорит, произошел такой случай. - Комиссар улыбнулся. - Только они истопили баню чтобы помыться перед сном, как прилетел "руссфанер" сбросил бомбы, и от бани осталось одно мокрое место.
Бершанская рассмеялась.
- Пленный уверенно заявил, - продолжал комиссар, - что это сделали "ночные ведьмы".
- Кто-о?
- Вы, "ночные ведьмы". Так вас прозвали фрицы.
- Лестное прозвище, нечего сказать!
- Так это ведь только для меня вы спящие красавицы, а для врага, оказывается, ведьмы!
С наступлением осени погода становилась все изменчивее и капризнее. То вдруг навалится невесть откуда мощная кучевая облачность, то с гор ползет по ущельям плотный туман. Нередко случалось и так: над аэродромом чистое небо, мерцают яркие мохнатые звезды, а подходишь к цели - все безнадежно закрыто тучами. Приходилось возвращаться. Садиться же с бомбами далеко не безопасно. Тогда стали высылать сначала один самолет - на разводку погоды. Но и это было не очень удобно: жди, когда он вернется!
Инженер по оборудованию Илюшина предложила поставить на какой-нибудь самолет рацию, чтобы сведения о погоде получать прямо из района цели. Выбор пал на наш самолет. В спешном порядке я прошла однодневные "курсы" радистов, и в первую же боевую ночь мы с Пискаревой вылетели в почетной роли разведчиков погоды.
