не внял совету своего генерала. Вильгельм на личном поезде уехал в Голландию. На границе он покорно сдал свою саблю голландскому таможенному чиновнику. Как и в России в феврале семнадцатого, никто не стал защищать императорскую власть.
Утром имперский канцлер принц Макс Баденский обнародовал сообщение об отречении от трона кайзера Вильгельма II. В час дня объявил и о своей отставке.
«День, которого Маркс и его друг Энгельс страстно ждали всю свою жизнь, — писал современник, — наступил. В столицу империи боевым строем вступает революция. Твердой, ритмической поступью рабочие батальоны из Шпандау и пролетарских окраин на севере и востоке Берлина движутся к центру города, твердыне императорской власти. За ними десятки тысяч. Они идут и идут».
Рабочие пришли к Рейхстагу с требованием немедленного мира. С балкона к ним обратились лидеры социал-демократов Филипп Шейдеман и Фридрих Эберт, которые обещали немедленно выйти из войны и провозгласили Германскую республику.
Берлинский совет рабочих и крестьянских депутатов передал власть Временному правительству, главой которого стал лидер германских социал-демократов Фридрих Эберт. Он призвал созвать конституционную ассамблею, которая создаст основы демократической республики.
А руководитель коммунистического «Союза Спартака» Карл Либкнехт провозгласил создание социалистической республики:
— День революции наступил! Мы добились мира. Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать правительство рабочих и солдат и создать новый государственный строй пролетариата, строй мира, счастья и свободы.
Председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский возвращался через Берлин из Швейцарии, где навещал жену и сына, после того как они не виделись восемь лет.
Он писал жене из германской столицы:
«Моя дорогая! Вчера здесь состоялся ряд собраний, на которых выступал Карл Либкнехт, а потом — демонстрация. Демонстрантов разгоняли шашками, имеются тяжелораненые. Часть демонстрантов прорвалась через полицейские оцепления и остановилась перед советским посольством, приветствуя его, размахивая шапками и платками, провозглашая возгласы «Хох!». Это лишь начало движения.
Роза Люксембург все еще сидит, и неизвестно, когда ее освободят. Ожидают, что скоро. Либкнехт полностью солидаризируется с нами. В более широких кругах партии слаба еще вера в собственные силы».
В Баварии левые провозгласили советскую республику и принялись создавать Красную армию по советскому образцу. В Венгрии создалось коммунистическое правительство. В Австрии власть пытались взять коммунисты. И французы громко бунтовали и строили грандиозные социальные планы — здесь исторически тяготеют к левизне: Великая французская революция, революция 1848 года, Парижская коммуна…
Левые настроения распространились и в Англии. Двести тысяч британских солдат в разгар войны не отсылали на фронт, где они были так нужны, а держали дома — на случай мятежа, который мог перерасти в революцию.
2 марта 1919 года в Москве представители различных компартий учредили Коммунистический интернационал — объединение коммунистов, поклявшихся совершить мировую революцию и установить повсюду советскую власть.
Попытка построить коммунизм в России уже обернулась голодом. Поэтому глава советского правительства Ленин распорядился обеспечить борцов за мировую революцию всем необходимым:
«Поручить наркомату продовольствия устроить особую лавку (склад) для продажи продуктов (и других вещей) иностранцам и коминтерновским приезжим… В лавке покупать смогут лишь по личным заборным книжкам только приезжие из-за границы, имеющие особые личные удостоверения».
В марте 1919 года прошло первое заседание Исполкома Коминтерна. Его возглавил член политбюро и хозяин Петрограда Григорий Евсеевич Зиновьев. Годы эмиграции он провел вместе с Владимиром Ильичем Лениным и Надеждой Константиновной Крупской. Более близкого человека у них не было.
Партия большевиков считалась всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом Григорий Зиновьев формально оказался руководителем всего мирового коммунистического движения, которое просило помощи у Москвы.
Ян Антонович Берзин, секретарь Исполнительного комитета Коммунистического интернационала, 28 августа 1919 года писал Зиновьеву:
«Переговорив с Владимиром Ильичем, мы пришли к заключению, что пяти миллионов мало, что нужно увеличить отправляемую сумму до 20 миллионов франков (приблизительно — 1 млн фунтов стерлингов)… Скажем, половину нужно сохранить как запасной фонд, остальные — немедленно распределить между коммунистическими и левосоциалистическими группами Западной Европы и Америки, причем спартаковцам нужно дать сразу же крупную сумму (несколько миллионов) — они давно просят».
Во время войны с Польшей в 1920 году Ленин решил, что если Красная армия через польскую территорию подойдет к Берлину, то и в Германии вспыхнет революция. Будущий маршал Михаил Николаевич Тухачевский командовал наступлением на Польшу под лозунгами «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». Речь, разумеется, шла не о захвате этих европейских столиц, а об экспорте революции.
23 июля 1920 года, когда Красная армия наступала на Варшаву, Ленин телеграфировал Сталину:
«Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию».
Сталин, вдохновленный видениями близкой мировой революции, ответил Ленину:
«Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши для того, чтобы реорганизовать, перевооружить польскую армию, создать кавалерию и потом снова ударить, может быть, в союзе с другими государствами, — в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революцию в Италии…
На очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)… Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу, а он может еще наладить ее кое-как на известный период…»
Но польская кампания оказалась неудачной. И быстро выяснилось, что интересы мировой революции входят в противоречие с интересами российского государства. Первым сомнение выразил нарком по военным и морским делам Лев Давидович Троцкий.
23 июня 1921 года он обратился к делегатам III конгресса Коминтерна:
— Капитал все еще царствует во всем мире, и нам необходимо взвесить, все ли еще остается верной, в общем и целом, занятая нами позиция, рассчитанная на мировую революцию?
Услышав слова Троцкого, многие возмутились: неужто сиюминутные интересы государства поставят крест на великой цели мировой революции?
В Москве по-прежнему мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы определили бы судьбу всего континента.
Вдохновленный этой перспективой генсек Сталин написал открытое письмо главному редактору газеты коммунистов «Роте фане» Августу Тальгеймеру:
«Грядущая революция в Германии является самым важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть дет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».
Русские
