В 8 утра нас будит унтер-офицер Гертель.
С утра тщательно чищу оружие, а водитель занимается сцеплением.
Хозяева накормили нас жареной картошкой и предложили молока. Предложили нам и мясо, но настолько жесткое, что мы есть его просто не смогли.
В обед приносим из полевой кухни чечевичный суп. И хозяева угостили нас куриным супом.
После обеда нас требуют в расположение батальона. Мы быстро сворачиваемся и, перед тем как отправиться, совершаем пробную поездку.
Около 17 часов заправляемся, получаем довольствие и вместе с еще двумя бронемашинами отправляемся в дорогу.
Прошел дождь, дороги снова раскисли, ехать просто невозможно. Вынуждены сделать двухкилометровый крюк по полям и только после это выезжаем на дорогу.
Проехав около 5 километров, оказываемся в расположении батальона в соседнем селе. Там дороги совершенно непроезжие, с великим трудом выбираемся из кювета, в который съехала наша бронемашина, когда мы сворачивали на другую улицу.
Замаскировав технику, я приношу из полевой кухни чай и мясо, по пути прихватываю в близлежащем саду вишен.
Спим на сеновале в одной из хат.
Что преподнесет нам следующий день?
4 августа 1941 г.
В 4 утра нас поднимают, вскоре мы готовы ехать и едем. Об отбытии докладывает унтер-офицер Зимон, под командованием которого находится наша разведгруппа.
Обер-лейтенант Мильке предупреждает нас об опасности мин. Проехав 10 километров, в одной из деревень встречаем обер-фельдфебеля Эртеля. Оказывается, он ночевал с каким-то другим подразделением.
Унтер-офицер Зимон забирает оборудованную рацией машину Эртеля, а мы с Эртелем отправляемся назад в батальон, а оттуда в нашу роту.
Съев яйца, которые удалось раздобыть утром, едем на бывшую колхозную ферму. Надо хотя бы раз за 3 недели помыть машину. У въезда на ферму останавливается одна из наших бронемашин — что-то там у нее полетело. На высоте 30 метров кружат русские бипланы. Один из них удается сбить примерно в 8 километрах от нас. Заправив машину, возвращаемся на старое место.
Но ненадолго, потому что вместе с обер-фельдфебе-лем Эртелем приходится снова катить в батальон.
Прибыв туда, собираемся поставить машину там же, где и вчера. Но внезапно раздается скрежет — мы уже подумали, что полетела коробка передач. Стоим на дороге — ни взад ни вперед, — пытаясь понять, что случилось.
Оказывается, обломались подпорки переднего крыла, двигатель болтается, оборвался фиксирующий трос, радиатор течет, накрылся и глушитель.
Произойди такое во время рейда в разведку в тылу врага, считай, машина потеряна. Остается вылезать и, если только тебе дадут вылезти, взрывать машину и пешочком отправляться к своим. Очень много техники теряется именно по причине неисправностей, а не в результате попаданий снарядов противника.
Хорошо хоть, что у нас отыскался великий спец, знавший бронемашину от и до, он-то и помог нам справиться.
Жаль вот только, что стрелков не учат на водителей.
Зато массу времени угрохали на всякую ерунду — на строевую подготовку, на дурацкие марши. Куда лучше нам преподавали топографию, тактику, нужные вещи, спору нет, но все-таки больше времени следовало бы уделять практике вождения и навыкам ремонта техники. Тогда не пришлось бы списывать столько единиц техники за счет потерь по причине гибели или ранения водителей.
Зоммер на буксире доставляет нас на старое место, фельдфебель Эртель докладывает вышестоящему начальству о выбытии из строя нашей бронемашины.
Водитель тут же принимается за работу — первым делом демонтирует неисправный шарнир.
Занимаюсь приготовлением еды, это тоже относится к обязанностям стрелка, как и чистка оружия. Фельдфебель Эртель приводит 14 человек русских пленных, которых мне приказано охранять до прибытия из роты грузовика. Он должен забрать пленных. Проходит два часа, грузовика все нет и нет, и я отправляюсь к нашему майору. За мной увязывается Вреде попросить начальство о помощи: где-то неподалеку застрял бензовоз и его необходимо вытащить. Майор кого-то запрашивает, выясняется, что бензовоз был послан вытаскивать нас, но и сам застрял. Майор посылает четверых из расчета самоходной установки на охрану русских пленных.
И только к полуночи наконец ложусь спать.
Что-то будет завтра?
5 августа 1941 г.
11 человек русских пленных перегружаем на нашу бронемашину, остальные садятся на грузовик.
Усаживаюсь впереди на свое место, трогаемся с места, едем, но уже через пять минут застреваем. Час работы, и мы снова в пути. Мы возвращаемся в роту, где я сдаю пленных на руки нашему главному счетоводу — начальнику финчасти.
Райхе дотаскивает нас до крестьянского подворья, туда, где располагаются ремонтники.
Своим ходом въезжаем в пустой амбар. Снимаю с бронемашины все, что можно, включая вооружение, и укладываю на лежащий рядом лист железа. В помощь водителю прислали Пиховяка и Винкпера.
Пока мои товарищи приводят в порядок машину, мне надлежит позаботиться о еде. Раздобываю яиц и вишен, а в обед притаскиваю из полевой кухни еды на всех.
После обеда отправляюсь в другую мастерскую — надо отнести туда на ремонт бинокль Шасса. Вечером приношу из роты кофе, мясной фарш, письма из дому и целую пачку газет.
Не торопясь ужинаем.
Спим на соломе рядом с бронемашиной.
По прошествии полутора месяцев русской кампании, после того, как я составил представление о мирных жителях Украины, мне приходит в голову сохранить свои воспоминания для послевоенных лет.
Первое, что меня поразило, — это дружелюбный настрой мирного населения. Мне не было известно ни одного случая нападения на наших солдат, во всяком случае, на южном участке фронта. Мы тогда не боялись никаких агрессивных актов со стороны мирного населения, даже оказываясь в тылу врага, когда отправлялись на разведку. Отправляясь в деревню раздобыть съестного, мы тоже не боялись, что кто-нибудь из местных всадит нам нож или топор в спину. Не знаю ни одного подобного инцидента, в противном случае командование строго-настрого запретило бы подобные рейды.
По моему личному впечатлению, мирное население от всей души ненавидело своего великого вождя Сталина. Мы постоянно слышали: «Ленин — гут, Сталин…» — и при этих словах люди делали многозначительный жест, везде означавший одно и то же и поэтому понятный — петля на шею.
Больше всего Сталина ненавидели за коллективизацию сельского хозяйства. После нее все конфискованные у зажиточных крестьян земли, сельхозинвентарь, скот, птица были объявлены собственностью государства, иначе говоря, переданы в коллективную собственность. Но главное слово оставалось за ненавистными партократами. Все жители той или иной деревни работали сообща, за это они получали хлеб и деньги — совсем немного — около половины рейхсмарки в день в пересчете на наши деньги.
